Гомофобия среди геев: пережитки несвободного прошлого и настоящего

В последнее время все чаще ловлю себя на мысли о том, что несчастье отдельно взятого представителя ЛГБТ далеко не всегда объясняется препонами, чинимыми властью или общественным мнением. Зачастую врагами самим себе являемся мы сами. И не важно, идет ли речь о процветающем “совке” или загнивающем Западе.

Слава Бортник, Рarniplus.ru

На ПМЖ в США я переехал чуть больше двух лет назад, хотя, конечно, бывал там и до этого. Мой переезд не был связан с бегством от преследований гомофобного белорусского режима. Скорей тут сыграли практические соображения. Мы 10 лет поддерживали роман на расстоянии с моим будущим мужем, пока, наконец, не смогли расписаться, благодаря отмене Верховным судом США “Акта о защите брака”.

Когда живешь в таком толерантном месте, как Вашингтон, где около 90% населения считает себя сторонниками демократической партии и поддерживают ЛГБТ жвижение, постепенно теряешь бдительность. Начинаешь ожидать такого же уважительного (или хотя бы безразличного) к себе отношения и в других уголках Земного шара, включая родную Беларусь. Но там тебя быстро опустят с неба на землю.

Сижу как-то в один из приездов на родину в компании старых добрых друзей (подчеркну, ГЕЕВСКОЙ), с которыми знаком уже полтора десятка лет, и слушаю вот такой разговор:

– Ну и правильно, что Лукашенко щемит этих выскочек. Нечего пидарасню афишировать.
– Я против гей-браков, это не нормально для воспитания детей.
– Жалею, что мой парень тратит свою жизнь на меня. Он ещё мог бы найти девушку, сделать ребёнка. Зря я сам не сделал этого в своё время.

И тут я взрываюсь:

– А ты подумал про девушку? Ты что, предлагаешь своему парню обманывать её?
– А что? Сделает ребёнка, а потом может и развестись.
– А не проще ли вам завести своего ребёнка? Да и почём тебе знать, что лучше для твоего парня? Почему бы тебе самому не жениться и не сделать ребёнка?
– Я уже старый, мне 35 – жизнь прожита…

А когда я спрашиваю своих друзей, поменяли бы они сексориентацию, если бы это было возможным, все хором отвечают “Нет!”, а потом, чтобы заткнуть мне рот:

– Бортник, ты приехал, хвостом покрутил и увалил в свою Америку, а нам тут жить.

Сложно тут что-то возразить. А не таким ли я был сам десять лет назад?

Помню, в самый первый приезд в Штаты в 2004-м мой будущий муж повёл к себе на работу.

– Это мой парень, – представил он меня своим коллегам.

Я до сих пор помню испытанное в тот момент ощущение шока – я сквозь землю был готов провалиться от стыда.

Я покраснел, покрылся испариной. Зачем он это сказал? Что они теперь подумают? А в ответ услышал приветливое:

– Приятно познакомиться. Добро пожаловать в США!

Первые пару месяцев после заключения брака в июле 2013-го было как-то непривычно называть его мужем или говорить другим, что я замужем. По прошествии двух лет я даже не задумываюсь об этом. Так приятно при мысли о том, что дети, которые рождаются сейчас, когда они вырастут, даже не будут осознавать разницы между “натуральными” и однополыми браками, как будто так хорошо знакомого нам гомофобного мракобесия никогда не существовало.

Изменения в законодательстве – это, конечно, хорошо, но даже в продвинутом Вашингтоне я знаю людей, которые продолжают жить в собственных ментальных тюрьмах. Вот вам ещё историйка.

Я давно знал, что в нашем доме живет парочка русскоговорящих геев. На глаза они мне попадались не часто, и всё никак не подворачивалось повода познакомиться. Произошло это на собрании нашей ассоциации квартиросъёмщиков. Ко мне подходит высокий мужчина средних лет и спрашивает:

– Слушай, ты по-русски говоришь?
– Ну, конечно!
– А мы всё никак не могли понять. Вроде внешне на выходца из “совка” ты не смахиваешь, а то как-то случайно услышали, как ты разговаривал по телефону по-русски. Ну вот, столько лет живем в одном доме и никак не познакомимся.
– Теперь будем знакомы.

Антон (имя я изменил) пригласил к себе на чай на завтра. У меня как раз было время, т.к. я работал из дома. Взял бутылку лучшей белорусской водки, которую привёз пару недель назад из поездки на родину, и поднялся на два этажа. Антон был дома один, Алекс (имя тоже изменено) на работе. Мужикам на тот момент было по 55 лет, в Штатах уже 20 лет. Один из первых вопросов Антона был такой:

– Ты голубой?

Честно говоря, я опешил – не слышал такого термина лет десять, а то и больше. Собрался с мыслями:

– Ну, конечно, а какой же?

Ребята уехали из Питера в 94-м. Времена были лихие: малиновые пиджаки, перестрелки… Антон на тот момент был дважды женат, имел детей и практический нулевой гей-опыт, Алекс был тоже женат, но был поискушённее в вопросах однополой любви. Познакомились в метро. В течение года встречались тайком на даче Антона, пока в один прекрасный день их не застукала его жена. Семьи прокляли и отреклись от горе-любовников, выгнали их из дома, и они решили попытать счастья за океаном. Жизнь складывалась с переменным успехом. Ребята видали и лучшие времена, что даже давало возможность Антону просаживать деньги в казино. Три года назад его уволили с работы в одной из лучших гостиниц города, а Алекс всё ещё работает там. За 20 лет мужики так толком не выучили английского, ни разу не были в гей-клубе, не обзавелись друзьями из ЛГБТ сообщества.

Тут Антон задаёт ещё один дикий вопрос:

– Как ты думаешь, соседи догадываются, что мы голубые?
– Можешь даже не сомневаться, что каждая собака знает.
– Да ты что?
– Ну а что можно подумать, когда два мужика годами живут вместе, прогуливаются по району, и к которым ни одна баба на порог не ступала?
– А мы как-то никогда не афишировали это, ни на работе, ни среди соседей.
– Поверь, никому до этого здесь нет дела.
– Нет, ну я всё-таки думаю, что в Америке на самом деле это не приветствуется, хоть и принимаются законы в защиту.

У меня было такое ощущение, что я на машине времени переместился в замшелый “совок”. 20 лет на родине мирового гей-движения ровным счётом никак не отразились на моих соседях – они продолжали глубоко скрывать свою сексуальную ориентацию и стыдиться самих себя.

Это я всё к тому, что любая СВОБОДА с большой буквы начинается с индивидуальной внутренней свободы. Это такая вещь, которая помогает выстоять и не сломаться даже в самых нечеловеческих условиях. Никакой хороший дядя не принесёт тебе свободу на блюдечке. Да если б и принёс, что толку, если ты продолжаешь существовать во мраке собственных ментальных казематов.