«Мне важно не стыдиться своих идентичностей». Минская квир-художница об активизме, творчестве и Беларуси

«Осенний салон» — самая большая выставка-продажа в Беларуси — открылась 14 октября. В ней участвуют 209 молодых художников/иц. Поговорили с одной из участниц, которая не только является успешной коллажисткой, но и открыто говорит о своей квир-идентичности.

Вике 22 года, она родом из Витебска, переехала в Минск, когда поступала в БГУКИ  и живёт тут уже 4 года.

— Ты родом из «северной столицы», знаменитой художниками-супрематистами, известными на весь мир. Расскажи немного про свой родной город. Чувствуется ли запах «искусства» на улочках Витебска?

— Ощущение гордости из-за того, что ты родился там же, где великие супрематисты и правда присутствует. В Витебске есть один красивый район, но для меня этот город на два дня: первый для того, чтобы сходить в бар с друзьями, а второй, чтобы посетить музей, прогуляться и уехать домой.

В Витебске не очень хорошо. Я редко там бываю. В последний раз, когда я туда приезжала, там не было ничего. Кажется, в городе напрочь отсутствуют любые низовые инициативы. Точнее, они там есть, но я, например, знаю только две: одна профеминистская, а другая квировая. А на мой взгляд, это очень мало на город. Признаюсь честно, находится в Витебске мне тревожно. Иногда бывает ощущение, что я приехала в какую-то глушь и занимаюсь дауншифтингом.

 Про творчество. Знаю тебя как крутую коллажистку, но, наверное, это не всё, что ты делаешь. Расскажи подробнее, чем ты занимаешься?

— Я визуальная художница. Много занимаюсь коллажами, люблю смежные «контемпорари арт» штуки с использованием реди-мейд объектов. Нравится делать линогравюры и вклеивать их в коллажи. Думаю, если бы у меня была студия побольше, я бы занималась этим чаще.

Я больше люблю делать аналоговые коллажи, а чтобы найти подходящий материал для них, нужно пролистать кучу изданий, провести своеобразные исследования. Получается, я насыщаюсь образами из поп-культуры. В коллаже есть возможность работать с этими образами и деформировать их, чтобы донести до массового зрителя свою мысль. В то же время, эти образы узнаваемы  и находятся в информационном поле среднестатистического зрителя. Мне кажется, коллаж использует уже знакомые образы и паттерны, которые мы видели сто раз, и «тыкает» зрителя в то, что этот паттерн может быть проблематичным или более разнообразным, чем его обычно показывают.

У коллажа есть одна супер особенность, за что я его особенно люблю: заострять внимание на объектах, которые в реальной жизни мы часто не замечаем. А ещё коллаж очень демократичен. Порог вхождения в коллажистику невысокий, потому что тебе не нужно учится в супер-клёвой школе, как для того, чтобы рисовать или лепить скульптуры, ты можешь просто захотеть и сделать работу из подручных средств. 

Для меня коллаж — это своеобразная терапевтическая штука. Когда я его делаю, концентрируюсь на своих ощущениях, смотрю и выбираю то, что мне откликается, всё вырезаю и складываю. Получается, что делаю работу со своими внутренними чувствами, уделяю внимание своим переживаниям, нахожусь наедине с собой в этом процессе.

— Про «Осенний салон». Знаю, что это не первая твоя выставка. Расскажи, пожалуйста, где ещё тебе удалось поучаствовать и какие были особенности?

— На «Осенний салон» взяли две мои работы. В одной из них на руке, что спускается с неба, нарисовано два зеркала Венеры — знак лесбийских отношений. Когда я пришла на открытие, мой коллаж оказался закрыт ровно настолько, чтобы этого знака видно не было, когда я это увидела, то всё поправила. Но, мне кажется, это своеобразный инсайд для своих.

Раньше я тоже участвовала в выставках. Например, выставка про феминистский самиздат. Это совместный проект организаторов/ок из Германии и Санкт-Петербурга. Выставка передвижная, для неё я делала иллюстративные коллажи. Этот проект много путешествует, поэтому у меня есть ощущение, что я уже поучаствовала во многих выставках. А недавно они связались со мной, так как захотели добавить ещё работы художниц из постсоветских стран.

Туда взяли в том числе и плакат, с которым я ходила на митинги «Не бей, а уходи». Очень радует, что они поддерживают белорусские протесты. Для открытия я даже предложила сопутствующий текст, где рассказывала про события в Беларуси, упомянула квир-колонну и фонд BySol, чтобы желающие могли поддержать нас материально. 

Был у меня и неприятный опыт, когда от выставки пришлось отказаться. Случилась неэтичная ситуация со стороны организаторов, я решила, что не хочу терпеть это и замалчивать, поэтому не поехала. Было неприятно, ещё и потому что потом организатор писал мне и говорил, что это поступок слабачки и сексистки, и у меня сложилось впечатление, что они сделали мне одолжение, что взяли туда мою работу, так как желающих было много. 

Кажется, мне достаточно тяжело работать с институциями, организациями и вообще людьми, потому что всегда чувствую, что являюсь проблемной участницей. Я очень чутко отношусь к дискриминационным и этичным моментам, почти всегда это озвучиваю, и почти всегда никто не хочет это слушать.

— Ты открыто живёшь со своей подругой и не боишься об этом рассказывать. Хотя общество у нас довольно гомофобное. Тебе не страшно?

— Я против употребления слова «подруга» по отношению к нам с Алиной. Я называю её партнёркой, и мне кажется, что очень важно говорить, что она моя девушка, потому что гомосексуальные отношения как таковые у нас в обществе невидимы, а женские — ещё более невалидизированные и несерьёзные.

Мы с Алиной уже три года. Я даже от дальних знакомых слышу, что это прикольно, что мы поживём вместе, поиграемся и разойдёмся, но серьёзно они нас не воспринимают. Это не так, это не игрушечки. Важно говорить про наши отношения, как про партнёрство. Если мне нужно отметить мой статус, то я скажу, что я в браке или в отношениях. Я сама не супер хорошо отношусь к браку, как к институции, но хочу, чтобы партнёрство было настолько же важно, как и брак.

Мне важно не стыдиться своих идентичностей, в том числе идентичности негетеросексуальной женщины, не жить в страхе, что об этом кто-то узнает. Тревога всегда разъедает мою личность, мою персону и уверенность в себе. При этом мне всё ещё иногда бывает сложно говорить о своих отношениях и своей негетеросексуальности. Я не всегда выбираю делать камин-аут. Когда, например, я устраиваюсь на работу, говорю, что проживаю с подругой, а не с партнёркой. Но после того, как я выхожу с этого собеседования, мне очень плохо. Я сразу чувствую на себе давление всей системы.

Мне важно быть честной и откровенной, хоть это и не всегда выходит. Считаю, что не нужно заставлять никого делать перед кем-то камин-аут. Просто мне комфортнее такая система.

Думаю, мне очень повезло, что я встретила Алину, у которой такой высокий эмоциональный интеллект, и которая так хорошо со мной сочетается. Такое партнёрство как у нас построить действительно сложно.

— Вижу, что ваши отношения с Алиной очень чуткие и поддерживающие. Из-за этого у меня возник вопрос: почему так важна поддержка для тебя и для людей в целом?

— Не знаю, что важно для людей, но у меня повышенная социальная тревожность, поэтому я очень много нахожусь в состоянии переосмысления и постоянной оценки, того, что я делаю, много сомневаюсь в своих поступках, и мне хочется чувствовать, что меня поддерживают и понимают. Я и сама себя успокаиваю, но хочется, чтобы подбадривания говорил не только внутренний голос, но и люди извне.

А с другой стороны я очень устаю от социума и анализа людей вокруг, потому что мне всегда нужно понять ситуацию, чтобы в ней находится. И у меня не всегда получается отключаться от этого. А Алина помогает мне уберегать себя от общества, помогает построить мне «небольшой заборчик», за которым я чувствую себя защищенной. Алина никогда не осуждает меня, даже когда злится. И мне кажется, что в целом очень важно, чтобы всем твоим идентичностям и желаниям разрешали существовать такими, какие они есть.

— Про квир-колонну. Расскажи, пожалуйста, как представители квир-движения проявили себя на белорусских протестах. 

— Долгое время квир-персоны, которые участвовали в гражданско-политической жизни Беларуси делали это невидимо, скрывая свою идентичность. До этого в составе женского марша уже была фем-колонна, и для меня это было так: «Куда уже дальше идти? Неужели в Беларуси настало светлое будущее?»

Оказалось, что идти есть куда, и даже квир- персоны больше не будут стеснятся и скрываться. У меня было такое радостное чувство, что уже можно и феминистской быть, и лесбиянкой, а что дальше? Но оказалось, можно было недолго.

В субботу на женском марше нас приняли очень тепло, аплодировали, как будто они решили: «Ура! Лесбиянки против Лукашенко! Идём все вместе». А потом было воскресенье. Я не пошла, но мои коллежанки по протесту рассказывали, что мужчины подходили и просили убрать флаги.

А ещё эти ужасные комментарии в соцсетях, типа «при чём ЛГБТ к протестам против Лукашенко?», и моё самое любимое «Беларусь будет свободной страной, но такого в Беларуси не будет!», «мы против диктатуры, но не за вот это». И мне кажется, люди искренне не чувствуют проблематики и несоответствия между тем, что они против указывания свыше, что кому-то делать и что кому-то не делать, но при этом указывают, что  нельзя быть видимой негетеросексуальной персоной.

После этого мы всё равно выходили с символикой, но массовости, которая была на первых маршах, уже не достигали. Все стали осторожнее, появилось ощущение, что в толпе тоже небезопасно. 

Месяца 4 назад я не могла представить, что первый мой прайд-выход состоится в Беларуси. До этого я вообще никакого особого уличного движа в Минске не замечала, особенно феминистских или квировых. Я не могла представить, что в Беларуси возможны настолько активные протесты, поэтому сейчас я вообще перестала что-то ждать от белорусского народа, потому что появилось ощущение, что мы можем сделать всё, что угодно.

— Расскажи немного о себе как о квир- и фем-активистке. Что ты делаешь и как выступаешь для того, чтобы отстоять свои интересы?

— Мой фем- и квир-активизм не отделим от художественной деятельности. На мой взгляд, коллаж как техника супер подходит для активизма. Думаю, это ещё и своеобразная исследовательская деятельность.

Сквозной линией через все мои работы идёт феминисткая оптика. Плюс я часто поднимаю гендерную проблематику, образы феминности и социальных норм: везде добавляю «лесбийскую загадку». Повторяющийся паттерн в моих работах — это репрезентация феминности. Даже если нет прямых образов женщин, то в моих работах всегда присутствуют отсылки к феминности и телесности. Я люблю женщин и хочу, чтобы в массовой культуре было больше разговоров и информации про них.

Мне кажется, что просто жить в Беларуси и быть видимой негетеросексуальной женщиной и феминисткой — это уже активизм. Все персоны с квировыми идентичностями и феминистки, которые просто живут и объясняют всем своим знакомым, что такое дискриминация — уже делают огромную работу, и уже могут спокойно назвать себя активистами.

— Ты считаешь, что важно раскрываться и не боятся высказывать своё мнение даже если его могут не поддержать остальные?

— Я считаю, что важно делать так, как тебе наиболее комфортно. Я как персона и феминистка не имею права требовать у людей, чтобы они раскрывали свои идентичности и активно шли наперекор системе. Если персона чувствует, что ей тяжело, и она просто хочет жить своей жизнью, то это её выбор.

В то же время видимость помогает адаптироваться в обществе: чем больше мы видим открытых лесбиянок рядом, тем больше это помогает успокоиться людям с такой же идентичностью, а для людей вне идентичности — это образовательный процесс, который помогает осознать людскую разноплановость.

Для меня важно, чтобы другим не нужно было бояться делать то, что желают. Я сама мечтаю открыто делать то, что я задумала, и не получать агрессию в ответ. Мне хочется, чтобы быть открытой лесбиянкой в Беларуси перестало быть активизмом.

Текст и фото Таня Свирепа