Как быть, если мой сын вырастет гетеросексуальным?
Недавно на терапии я получила «домашнее задание» — найти для сына положительные примеры цисгендерных гетеросексуальных мужчин, в которые мне самой легко верить. Ну хотя бы пять. Ну хотя бы вымышленных…
Не секрет, что ЛГБТ+ людей, которые осмеливаются заявить общественности про свое желание иметь детей, еще до их рождения начинают стращать гетеронормативными паниками. Где наши дети возьмут жизненно важный «мужской пример»? Действительно, ведь всем известно, что лесбиянки размножаются почкованием в лесбийских коммунах на необитаемых островах. Как мы будем ребенку объяснять, кто из нас мужик? И, конечно, почему это мы не боимся, что наши дети тоже вырастут геями?
Первый раз я услышала этот вопрос, лежа на гинекологическом кресле: «И что это, пидоров плодить?», — спросила в воздух докторка, у которой я вела платное(!) наблюдение беременности. Мне важно рассказывать об этом примере не только потому, что он анекдотически глупый, но и потому, что он прекрасно иллюстрирует то, насколько уязвимо мы чувствуем себя в родительстве, будучи вынужденными доверять благополучие своих семей совершенно не-френдли системам и институциям, ведь других у нас нет.
Иногда мне хочется глубоко вздохнуть и сказать:
Мои дорогие гетеросексуальные друзья, я так ненавижу систему угнетения, которая учила вас считать мой опыт «странненьким», что порой, в глубине души, боюсь, что мой ребенок вырастет гетеросексуальным цисгендерным мужчиной
В этом виноваты не вы, но это то, как на меня повлияла патриархатная культура — и что иногда невозможно отследить или контролировать в своих реакциях. Думаю, похожий страх знаком не только квир-женщинам, но и гетеросексуальным феминисткам. Социализация в патриархатной культуре отвратительна и неизбежна — и если ты видишь, как работает властный дискурс, то не можешь не бояться, что со временем он заберет у тебя ребенка и превратит в «классового врага». Я часто сталкиваюсь с мнением, что нас «травмировал» или «испортил» феминизм, но вернее было бы сказать, что феминистская и квир-теории — это наш творческий способ приспособиться к тем травмам, которые женщинам наносит патриархат.
Вот в нашей семье появился один конкретный ребенок, которому при рождении был приписали мужской пол, и который, несмотря на свою гендерную неконформность, сейчас идентифицирует себя как мальчика. Да, я знаю, что гендер — это социальный конструкт, и что в будущем ему предстоят свои собственные решения по поводу маскулинности, феминности и экспрессии. И да, сейчас он хочет быть мальчиком в косметике и туфлях. И мне важно научиться быть на его стороне и уважать его идентичность, какой бы она ни была. Не навязывать свои проекции и ожидания, позволять ему быть собой, поддерживать и принимать без условий – звучит как что-то, что должен делать любой родитель, но мы с вами прекрасно знаем, как оно бывает, правда? Мы, которые порой боимся сделать каминг-аут перед самыми близкими людьми, чтобы не оказаться отвергнутыми.
Итак, чтобы быть осознанной родительницей, в будущем мне придется принять своего ребенка любым. Даже — о, боги — гетеросексуальным. Потому что я не хочу, чтобы он стеснялся себя или сомневался в своей нормальности, как пришлось это делать в подростковом возрасте многим из нас. Мне нужно научиться быть «цис-гетеро-союзницей», как бы странно это ни звучало. Также стоит признать, что несмотря на активистские ценности – веру в равноправие и разнообразие — это будет не такой уж простой путь принятия. Хотя бы потому, что я сталкивалась с гомофобией сколько себя помню, и, естественно, это сформировало огромное количество предубеждений против гетеронормативной культуры.
Будем еще честнее — моя собственная идентичность во многом выстраивается «от противного»:
кредит доверия к людям из привилегированной группы по умолчанию снижен, а представитель_ницам своего сообщества я, напротив, всегда даю «фору» в личных или профессиональных отношениях
Я «болею за своих» стратегически и считаю мою сексуальную идентичность политической. И пока мы с женой не стали родительницами, это никогда не было проблемой, ведь все люди, которых мы впускали в свой круг в соответствии с ценностями и интересами, «как по волшебству» (нет) оказывались квир-людьми с активной гражданской позицией.
Но ребенок — не наше «продолжение». Это отдельный человек с собственным проектом будущего — и в этом проекте не обязательно найдется место даже моим политическим взглядам. Не говоря уже о том, что наши дети точно не должны спрашивать, в кого им влюбляться, заводить ли им моногамные отношения, становиться ли родителями. Равно как и мы не должны посвящать такие важные решения в нашей жизни своим родителям. Я так ясно ощущаю это в позиции дочери — почему мне оказалось так сложно принять ту же самую мысль с «родительской» стороны, когда речь зашла про привилегии и власть?
Для себя я объясняю это тем, что наша психическая картина мира неотделима от тех социальных процессов, которые нас формируют. Как писал известный психоаналитик Жак Лакан, внутреннее — это всего лишь «складка» внешнего. Кризис сепарации — естественный и нормальный процесс в любых детско-родительских отношениях. Зачастую люди, которые приходят в терапию с запросом об отношениях с детьми (даже взрослыми), приходят решать задачу сепарации. Всем родителям важно осознать и принять «отдельность» своих детей. На языке психоанализа это называют «увидеть собственного ребенка», а не свою проекцию, каким он или она должны были стать. Классно, если у родителей получается увидеть своего ребенка в детстве. Грустно, когда это происходит спустя 30-40 лет токсичного общения или потери контакта, или не происходит вовсе.
Квир-людям, помимо этой «естественной» задачи, приходится сталкиваться в родительстве с совершенно уникальным вызовом — со своими травмами от гетеронормативности.
Нам приходится болезненно вскрывать защитные механизмы, которые годами позволяли избегать контакта с ней и с болью, которую она приносит. И конечно же, мы сопротивляемся – осознанно или нет
Свое сопротивление «домашнему заданию» я начала еще на сессии. Обычно считается, что ролевыми моделями детей становятся члены семьи. «Ок, разводы, зависимости, бытовое насилие — прямо Фонд всемирного наследия Юнеско», — скептически перебирала я родословную ребенка до 7-го колена. Тогда терапевтка предложила расширить зону поиска: в конце концов, в детстве ролевыми моделями бывали даже знаменитости и киногерои. С тяжелым сердцем, полным саботажа, я закрыла окошко Зума. Была неделя, чтобы понять, как звучит хлопок одной ладонью.
В психологии есть «теория поля»: она гласит, что фигуры и эмоции, которые мы не хотим осознавать, неизбежно начнут «всплывать» в окружающей жизни, постоянно напоминая о себе. Проще говоря, с точки зрения теории поля, случайностей не существует, и если какая-то тема догоняет нас из каждого утюга, то нам стоит повнимательнее присмотреться к ней — а также к тому, какие чувства она вызывает, ведь может оказаться, что именно эти чувства мы не готовы открыто признать в своей собственной жизни. Надо ли говорить, что всю неделю после задания найти положительные примеры цис-гетеро-мужчин меня «совершенно случайно» настигали чужие истории про домашнее насилие и странные конфликты с посторонними мужиками.
Когда в переборе забракованных «примеров» мы с женой дошли до персонажей эпохи Античности, я признала, что сопротивляюсь самой идее того, что могу и хочу иметь такие примеры. Потому что для лесбиянки, и вообще для женщины, в обществе патриархата вера в «нетаких» обходится слишком дорого. Мне было ужасно страшно контактировать с людьми без защитной идеи «заблаговременного разочарования».
И в этот момент я остро осознала, что прямо сейчас бессознательно транслирую это разочарование своему ребенку. А как же знакомо для ЛГБТК+ людей быть родительским разочарованием, правда?
Выходит, что я бессознательно несла в свою семью именно то, от чего так хотела уберечь ребенка, и, будем честными, — от чего на самом деле всю жизнь пытаюсь убежать сама.
Фокус в том, что дети вынуждают нас внимательнее присмотреться к себе самим. Когда мы научаемся с заботой и сочувствием относиться к себе, к своему детскому и подростковому опыту, тогда нам легче становится оставаться рядом с опытом Другого – даже если этот опыт отличается от нашего. И, возможно, уважение к личности своего ребенка начинается с того, чтобы разрешить е_й нарабатывать свои собственные шишки и травмы, и однажды пойти в терапию, чтобы жаловаться на нас. Они обязательно будут переживать свои собственные каминг-ауты — даже если это будет каминг-аут гетеросексуального человека в квир-окружении. Будут творить свою собственную историю. И нам предстоит решить, сможем ли мы быть в эти моменты с ними рядом, преодолевая свои страхи и оставаясь собой. Как говорят гештальтисты, «я это я, а ты это ты».
p.s. Мои попытки выполнить задание “на пятерочку” все еще продолжаются. Пока в нашем “золотом запасе цисгетеромужчин” — муж подруги, дед Мороз и один известный политзаключенный. А еще я знаю, что у нашего сына впереди вся жизнь, чтобы выбрать свои собственные положительные примеры или стать им для кого-то другого.
Милана Левицкая
***
HUKANNE — спецпроект Gpress про жизнь ЛБК-сообщества. Мы выросли в Беларуси и продолжаем говорить о своем опыте из разных состояний и точек на карте.
