Геи в Беларуси. Я нормальный и ты нормальный: откровенное интервью с гей-парой из Бреста
В 2017 быть геем в Беларуси так же опасно, как и в середине прошлого века. Мы встречаем Игоря и Диму у центрального входа в парк. Они не держатся за руки. Не обнимают друг друга. Вы никогда не догадаетесь, что они пара. Они и не хотят, чтобы вы догадались.
Прошли времена, когда людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией преследовали по статье и автоматически увольняли с работы, если узнавали «неладное». Однако последние события в Чечне, связанные с массовыми задержаниями людей нетрадиционной сексуальной ориентации, показывают, что о терпимости и готовности общества принять представителей ЛГБТ-сообщества, как часть себя, тоже говорить пока рано.
О событиях в Чечне парни узнали от нас. «В 21-ом веке читать такие новости отвратительно», — говорят они. Но в возможность того, что нечто подобное коснётся Беларуси, они всё-таки не верят. Ведь за свои 19 и 22 года сталкиваться здесь с физическим насилием им не приходилось. Хотя на пути, который пришлось пройти, чтобы сегодня жить в гармонии с собой, они испытали душевную боль, обиду и натянутые отношения с родными.
Об ОСОЗНАНИИ СВОЕЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Игорь (22): Сначала я не понимал вообще, что значит сексуальная ориентация. Но лет в 13-14 меня впервые потянуло к парню. Была внутренняя борьба: куда идти? До 18 лет я всё ещё старался строить отношения с девушками, был сексуальный опыт. Я подавлял те изначальные чувства.
Дима (19): Поначалу это не осознаётся вообще. В лет 10-11 я больше общался с девочками, с мальчиками было тяжело найти общий язык. Опыт отношений с девушками тоже был, старался находить одну-вторую. Всё равно всегда понимал, что это что-то не то. Сам себе боялся признаться, что я другой. Лет в 15 я понял, что сопротивляться бессмысленно. В 16 у меня появился первый парень. К этому возрасту я уже полностью себя принял и осознал. Больше свою ориентацию вопросам не подвергал.
О СЕРЬЁЗНОСТИ СВОИХ ОТНОШЕНИЙ
Игорь: Отношения начались бурно. Познакомились мы в интернете, точно так же, как большая часть молодёжи сегодня. На специальном сайте. Потом общение перешло в соцсети. Нашли много общих интересов: музыку, фотографию, стиль. Решили встретиться.
Дима: После нашей первой встречи Игорь у меня спросил, хочу ли я стать его парнем. Я согласился. У нас сейчас серьезные отношения.
Если бы было можно, я бы вышел за него.
Игорь: Я уже работаю, но Дима ещё учится. Поэтому пока руки у нас связаны. Планы на будущее – для начала съехаться. Посмотреть на совместный быт. Потом, возможно, уехать. Уехать куда-то, где нам будет полегче. Мы оба хотим семью, в далёкой перспективе – и детей. В Беларуси это невозможно.
О ТОМ, КАК РАССКАЗАЛИ ДРУЗЬЯМ
Дима: Я никогда не говорил одноклассникам о своей ориентации, но всё равно, мне кажется, по человеку видно. Прорывается, может, что-то в речи или движениях. В школьные годы дети очень жестокие. Поэтому были проблемы, с одноклассниками были тяжёлые отношения.
В 16 лет я рассказал своему лучшему другу. Я боялся, что он окажется гомофобом. Но он отнёсся нормально, даже накричал на меня, почему я от него раньше это скрывал. Так что нас это только сплотило.
Никто из тех, кто сейчас учится со мной, о моей ориентации не знает. Я бы хотел, чтобы так всё и оставалось.
Игорь: В 18 лет, когда я полностью осознал свою сексуальность, я рассказал лучшим друзьям. Они отнеслись с пониманием. Позже об этом узнал чуть более широкий круг знакомых, в том числе гетеросексуальных – все они тоже поддержали меня.
Я всегда работал в женском коллективе и чувствовал себя в своей тарелке. Потом я сделал каминг-аут перед одной сотрудницей, с которой мы дружили, потом ещё кому-то рассказал, и в итоге так получилось, что весь коллектив узнал. Большая часть защищала меня, как человека, как работника, остальные отнеслись отрицательно. Напрямую никто агрессию не проявлял – всё за спиной обсуждалось.
О ТОМ, КАК РАССКАЗАЛИ СЕМЬЕ
Дима: Я живу с матерью. Ей я сказал чуть позже. Где-то через полгода после лучшего друга. Прямо так и сказал. Реакция была неоднозначной: сначала шок, а потом просто затишье, наверно, год мы не говорили об этом вообще. Потом появился Игорь – и у мамы снесло крышу. У него же ещё и внешность специфическая раньше была, сейчас он уже немного «одомашнился».
Игоря она знает, мы можем где-то чай вместе попить, он может ко мне прийти. Я думаю, мама боится, что меня осудит общество: «Тебя не примут. Ты будешь изгоем». Я знаю, что в нашем белорусском обществе скорее всего так и будет. Я отвечаю ей, что я не дурак, что об этом знает только узкий круг людей.
Мать мне сказала, что мои дети в гомосексуальном браке никогда не будут для неё внуками. Что полностью она моей сексуальности не примет никогда. Я для себя решил, что это не моя проблема. Я себя принял, мне стало намного легче жить после этого.
Игорь: Я своей матери рассказал, как только Дима появился. Мы с ней вместе убирали квартиру, и я просто у неё спросил: «Как ты относишься к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией?» Она: «А чего ты спрашиваешь? Игорь, не говори, что ты такой?» Я молчу. Она: «Игорь, ответь». Тогда я сказал: «Для каждой матери шок услышать, что её сын гей». Она поняла, сказала, что нормально к этому относится и что она догадывалась. А нормально относится, потому что у неё когда-то был друг гей.
О ТОМ, ЧТО ОБА ЖИЛИ БЕЗ ОТЦОВ
Дима: Мы оба жили без отцов, но не с самого начала, до определенного момента в детстве отцы были. Есть мнение, что парни становятся геями именно в неполных семьях, не ощущая влияния отца. Это, однако, одно из множества заблуждений, т.к. гомосексуальная ориентация формируется в период внутриутробного развития.
О ГОМОСЕКСУАЛАХ БРЕСТА
Дима: Сложно сказать, сколько их. Тысячи 3 должно быть точно, может, больше. Это включая бисексуалов, лесбиянок и трансгендеров. Когда-то читал исследования, что гомосексуалов около 7% от общего числа населения. Если всего в Бресте 300 тысяч, то геев из них, в таком случае, около 21 тысячи.
Мы знаем довольно много людей нетрадиционной сексуальной ориентации в Бресте. Есть много геев и лесбиянок, которые заводят гетеросексуальные семьи, но это уже другой вопрос.
Игорь: Рыбак рыбака видит издалека. Мы в большинстве случаев можем узнать другого гомосексуального человека. По манерам, речи, движениям рук. Иногда идём по Советской, смотрим на мужчин: «Вот он, он, он и он».
О КРУГЕ ОБЩЕНИЯ
Дима: По большей части все общаются группками: кто кого знает – с тем и общается. Есть РМОО «Встреча», там проводятся семинары о ВИЧ среди гомосексуального сообщества. Существуют закрытые гей-клубы, интернет-ресурсы для геев и прочее. По сути, всё, что объединяет подобные группы – это то, что они спят с людьми своего пола. Встречаются аргументы типа: «Натуралы тебя не поймут, ты можешь открыться только в обществе себе подобных». Отчасти, это правда, если мы с парнем решим отдохнуть в клубе, то это будет гей-клуб. Там мы можем не скрываться, но в остальном – я не вижу смысла в том, чтобы общаться исключительно с геями. Например, мой лучший друг, перед которым я совершил каминг-аут – гетеро, и он всегда и во всем меня понимает.
Я не особо поддерживаю какое-то кучкование.
Конкретно позиционировать себя как гея, считать это основной чертой своей личности – не очень правильно.
Очень плохо, на мой взгляд, когда твоя ориентация становится определяющим признаком личности. В Европе люди постепенно уходят от навешивания ярлыков и, в первую очередь, на самих себя. Там человек рассматривается как личность со своими вкусами и особенностями. Гей ты, гетеро, трансгендер – не играет роли. У нас подобная тенденция, к сожалению, пока не прослеживается.
ОБ ОТНОШЕНИИ ОБЩЕСТВА
Дима: Люди этого не понимают, боятся или вовсе считают гомосексуалов больными. Всегда и везде приходится контролировать свои действия: слова, движения, взгляд, эмоции. Некоторые считают, что геи выпячиваются, это не так.
Проживите пару дней, не говоря никому о том, как у вас дела с любимым человеком, о том, как вам хорошо с ним, ни в одном диалоге не упомянув имени и событий. Я знаю, что большинство не сможет, а мы пытаемся, врем, уходим от ответа. От этого устаёшь.
Игорь: Я уверен, что наше белорусское общество пока не готово нас принять. Ещё пару лет назад об этом все молчали. Сейчас из-за доступности интернета создаётся ощущение, что об этом больше говорят.
Дима: Можно даже не проявлять чувства друг к другу на публике и всё равно столкнуться с агрессией. Как-то мы просто рядом шли по магазину, и мужичок на нас наехал: «Вы пи****. Пойдёмте, выйдем». Вот как-то он «на чуечку» нас разглядел. Никуда мы не пошли, конечно. Стараемся избегать конфликтов.
О ТОМ, КАКИХ ПРАВ ХОТЯТ
Дима: Право на брак. Почему я, в будущем совершенно дееспособный гражданин, который будет платить налоги, хорошо и много работать, жить с любимым человеком, не буду иметь права заключить с ним брак? Вы говорите нам он не нужен? А почему же тогда вы его заключаете? Я хочу детей, я хочу, чтобы мой парень имел к нашим детям точно такое же отношение, как я.
О ТОМ, БУДУТ ЛИ ЗАЩИЩАТЬ СВОИ ПРАВА
Игорь: У нас в стране нет ни одной официально зарегистрированной ЛГБТ-организации. А один в поле не воин. Поэтому как-то активно отстаивать свои права мы не готовы.
Дима: Вообще, я считаю, что нужно людям доносить, что мы тут есть. Потому что до тех пор, пока мы будем молчать, это останется только нашей проблемой. А проблема гомофобии, неравенства в обществе – это проблема общества в целом.
О ТОМ, С КАКИМИ ЧУВСТВАМИ ЖИВУТ
Дима: Хоть я и живу с полным принятием себя, в полном согласии со своими мыслями, это разделение между гомосексуальными и гетеросексуальными отношениями обидное. На улице мы не можем взяться за руку. Когда темно и Игорь с распущенными волосами – тогда только. В заведении, даже если хочется посмотреть как-то по-особенному, приходится сдерживаться.
Игорь: Поначалу было бунтарское желание идти против правил. Сейчас отношения уже устоялись, и можно сдерживать себя. Обидно. А иногда, если задуматься, то страшно. Если с тобой что-то сделают по причине ориентации, никто не будет разбираться. Было много моментов, когда ребят избивали, а в милиции говорили: «Сами виноваты».
О ТОМ, КАКОВО БЫТЬ ГЕЕМ В БЕЛАРУСИ
Дима: Геи не защищены со стороны государства. Например, в Европе, преследование геев по факту сексуальной ориентации рассматривается как преступление на почве ненависти, следовательно – ответственность больше. В Беларуси же, если тебя изобьют из-за ориентации, это будет хулиганство, но никак не преступление на почве ненависти.
Угроза применения насилия – это, конечно, не всё. Я, например, не хочу, чтобы об этом узнали в моём учебном заведении, потому что это может повлиять на моё дальнейшее обучение. Иногда некоторые преподаватели позволяют себе высказываться по поводу ЛГБТ-сообщества. Отпускать сальные шутки или вовсе сказать, что геи вредят обществу. Слишком много усилий было вложено в моё образование, чтобы потом меня отчислили из-за преподавателя-гомофоба.
ОБ УВЛЕЧЕНИЯХ
Дима: Оба любим Lady Gaga. Но мнение, что все геи – фанаты Гаги – это, конечно, стереотип: многие мои знакомые «из темы» не слушают Гагу, Шер или Элтона Джона. Помню, во времена моей внутренней борьбы и страха перед каминг-аутом, песня Lady Gaga – Born This Way помогала мне справляться.
Мы часто проводим вечера за просмотром фильмов или сериалов. Фильмы на ЛГБТ-тематику тоже иногда смотрим, но значительно реже. Наверно, потому, что достойных фильмов не очень много. Кроме того, не вижу смысла зацикливаться лишь на ЛГБТ-фильмах/сериалах. Есть шедевры, вроде «Горбатая гора», «Молитвы за Бобби», «Солдатская девушка» или ставший культовым для ЛГБТ-культуры фильм «Близкие друзья».
Игорь: Ещё один стереотип о геях, что мы всегда зациклены на стиле и внешности. Мысль не беспочвенная, ибо культ красоты и молодости играет значительную роль в гей-обществе. Однако всё зависит от конкретного человека: кто-то метросексуален, а кто-то вовсе не придаёт особого значение своей внешности, тому, как он одевается и из коллекции какого года его пуловер. Всё очень индивидуально.
ОБ ОТНОШЕНИИ К РЕЛИГИИ
Дима: Я агностик. Может, что-то есть, а может, нет. Пока не умрём, не узнаем. Во всяком случае, если Бог есть, то я не верю, что он мог изначально создать меня грешником. Геями не становятся, ими рождаются.
Если мой грех в том, каким меня сделал Бог, то в чём тогда вообще смысл? На самом деле, вопрос религии очень тонкий. Кроме того, лично для себя я чётко разделил понятия «вера» и «церковь».
Церковь называет нас содомитами, но если обратиться к Библии, то в сказании о Содоме и Гоморре нет ни слова о геях. Похожая ситуация и с другими библейскими запретами гомосексуальных отношений. Следует понимать, что Библия неоднозначна, и её можно истолковать по-разному. Всё зависит от особенностей перевода, семантики и целей трактующего.
Игорь: Я православный. Конечно, для православной церкви быть геем – грех. Но моя сексуальная ориентация никак не связана с религией. Я такой, какой есть. И это моя жизнь, моя судьба. У меня есть понимающие друзья, родные и любимый человек, с которым я готов на многое. И мы вместе пойдём, держась за руки, через огонь, воду и медные трубы.
В разговоре Игорь часто заменяет слово «гей» на «вот такой вот», «такой, какой есть», «в теме». А когда во второй раз он называет гетеросексуальных людей «нормальными», Дима не выдерживает и обрывает: «Я нормальный. И ты нормальный. Перестань так говорить».
Фотографии — Роман Чмель.
