«Что делать? Уйти в монастырь?»: История выбора между гомосексуальностью и верой

время чтения: 5 мин

МЫ УЖЕ РАССКАЗЫВАЛИ О ПОДКАСТЕ «ИСТОРИИ РУССКОГО СЕКСА»  — его автор и соосновательница студии «Либо/Либо» Екатерина Кронгауз показывает, как общество и политика влияют на нашу сексуальную жизнь, а секс — на общество и политику. Сегодня начался второй сезон подкаста, в котором герои говорят о том, стоит ли пытаться улучшить свой секс, как можно и нельзя о нём шутить и как он соотносится с религией и зависимостью. Все истории, рассказанные Катей, происходят прямо сейчас или произошли совсем недавно. В новом эпизоде — история Михаила о том, как примирить сексуальность и веру, если церковь отвергает тебя.

«Одна из самых запретных тем в российском обществе — это устройство и внутренняя жизнь Русской православной церкви. Запретнее этой темы только тема сексуальности в Русской православной церкви. Секс, сексуальность, насилие — всего этого не то что в общественном, а даже во внутрицерковном обсуждении официально не существует», — говорит Екатерина Кронгауз. История её героя — это история человека, который прошел через тяжёлый конфликт между своей сексуальностью и верой: «Но он решил не выбирать, а настаивать на том, что одно другому не мешает, — объясняет автор. — И таким образом стал бороться не только за свои права и чувства, но и за права множества других людей, которые столкнулись с той же проблемой».

Я родился и вырос в верующей семье, мои родители были в приходе отца Александра Меня. Меня крестил сам Александр Мень — дома, ещё до того, как это стало возможно где-то в храме. Я рос в его приходе. Когда мне было шесть лет, его убили. После этого мы с родителями оказались в одном из московских приходов. У нас дома постоянно проходили молитвенные собрания или группы чтения Писания, мы ездили в паломничества, вера была важнейшей составляющей моей жизни.

Примерно в одиннадцать лет я понял, что мне нравятся мальчики — мои друзья, одноклассники.

Когда мне было тринадцать, у меня появился интернет. Это был 97-й год, интернет был редкостью, но в нём уже можно было многое найти. Я читал какую-то образовательную литературу, какие-то эротические и порнографические вещи — причём по-английски, так как в Рунете тогда всего этого ещё не было. В интернете я обнаружил чат, где познакомился с парнем на несколько лет старше меня. Мы начали переписываться, как-то встретились. Долго гуляли по Москве. Украдкой целовались под какой-то лестницей. В том же чате я с кем-то ещё знакомился. Я невероятно стыдился того, что происходило, поэтому ничего из этого не переросло во что-то более глубокое. Я искал выход сексуального напряжения. После мне было очень стыдно. Я снова и снова давал обет никогда этого больше не делать.

Я не очень аккуратно стирал историю в браузере, и мой отец увидел, чем я занимался. Потом узнала мать. Родители пришли в ужас. Сначала меня отправили к священнику, а потом к православному психотерапевту.

Священник был открытых взглядов, но при этом довольно традиционных. Он дал мне какие-то советы, как пытаться с этим жить дальше: «Просто ты будь с Богом, будь порядочным человеком и христианином, а сексуальность — это далеко не первоочередная забота». Верующий психотерапевт тоже не смог избавить меня от этого, но помог разобраться в том, что со мной происходит.

Как-то раз я оказался в православном монастыре за границей. Там был прекрасный чуткий священник, и я решил ему довериться. Он мне сказал фразу, которая тогда оказалась сложной для моего понимания: «Живи по совести и живи, как тебе живётся, а за остальное я отвечу на Страшном суде». Я не понимал, как это реализовать в моей московской действительности, в церковных кругах, это всё равно означало бы большую степень скрытности и лжи.

Тогда я решил бороться с помощью молитвы — Господь всемогущ, значит, он может меня от этого избавить, если я буду об этом очень просить. Следующие тринадцать лет эта тема наполняла мои молитвы.

«Что делать? Уйти в монастырь?»: История выбора между гомосексуальностью и верой

Преодоление


Эти годы были для меня разрушительны, и, к сожалению, не только для меня. Пытаясь справиться с собой, я решил попробовать отношения с девушками. У меня были три попытки отношений с девушками, третья девушка стала моей женой. Это была красивая, романтичная история, в ней было много светлого, всё происходило в христианском контексте: община, приход. Она знала про меня и мою «проблему», и это была наша общая попытка меня «излечить». Я шёл на это совершенно искренне, ведь это был мой путь к спасению.

Было такое сообщество «Преодоленцы». В нём ЛГБТ-люди боролись со своей ориентацией, а трансгендерные люди — со своей гендерной идентичностью. И в этом сообществе все друг друга поддерживали в этой борьбе. Уже позже, спустя несколько лет, я узнал, что один из священников, который там был как поддерживающий пастырь, на самом деле заманивал парней к себе, в свой город, и там их совращал.

Я читал книжки, которые там распространялись. Принятие собственной мужественности — это тема, которой «терапевты» пытаются «чинить» людей и «исцелять» от гомосексуальности. Они считают, что тебя влечёт к своему полу, потому что ты не получил подтверждения себя как мужчины сначала от матери, потом от отца, потом от сверстников. Там говорится, что нужно получить подтверждение своей мужественности — и так ты себя исправишь. Я даже ездил на специальные выезды для мужчин-христиан, где были конная езда, пейнтбол, самолёты, какие-то ещё «типичные мужские активности». Мне говорили: «Делай как остальные и тогда будешь мужчиной». Но ничего не менялось — я по-прежнему нуждался в сексе именно с мужчинами.

Но если пружину сжимать достаточно долго, она потом стреляет, и чем дольше и сильнее её сжимаешь, тем она больнее стреляет. За то, как стреляла пружина в моей жизни в период брака, мне до сих пор стыдно, потому что это затронуло мою жену. Мы прожили вместе шесть лет, у нас родилась дочка. Я пытался бороться со своими потребностями, периодически весьма успешно, но потом всё повторялось — я изменял жене с мужчинами. В конечном итоге всё развалилось, когда дочке было около пяти. Жена приняла решение о разводе. Наше расставание было для меня настоящей катастрофой — ведь я не справился.

Смирение


У меня крутились разные мысли. Что делать? Уйти в монастырь? Стать монахом в миру? Я знал, что множество гомосексуальных людей идут в монастыри, спасаясь от собственной гомосексуальности. Проблема в том, что обет безбрачия не решает проблему сексуальности и сексуальных практик. В православных монастырях секса много. Об этом пишут многие церковные публицисты, об этом много исторических свидетельств, есть свидетельства моих знакомых, которые прошли через монастыри. О том, какие бывают гей-оргии в православных монастырях, лучше не думать. Но это всё есть.

Я считаю, что люди не должны скрываться в монастырях и там практиковать свою тёмную сторону. И под тёмной стороной я имею в виду не гей-секс, а нарушение обетов, лицемерие и вранье.

Я всё дальше и дальше проваливался в какую-то чёрную дыру. Я понимал, что нуждаюсь в Божьей благодати. Все мои мольбы к Богу были «избавь-помоги-спаси». Благодаря разговорам с друзьями и с некоторыми богослужителями я начал задаваться другим вопросом: точно ли Бог именно этого от меня хочет — этой борьбы с собой? Я понял, что в своих молитвах никогда не говорил: «Покажи, что ты хочешь от меня». Именно это всё изменило.

В какой-то момент нужно признать, что ответы, которые даёт церковь, не всегда правильные. На протяжении многих веков церковь меняла свои воззрения на многие вещи, и многое в церковных определениях первого тысячелетия показалось бы нам сейчас абсолютной дурью, если не сказать чем-то преступным. Табу на гомосексуальность в христианстве берётся скорее из культуры, чем из самой веры. Наше понимание того, что говорится в Писании, обусловлено тем, как мы понимаем историю и культуру тех времён, когда эти слова в Писании были написаны. Начав деконструировать собственные убеждения, смотреть, откуда они берутся и что за ними стоит, я стал потихоньку пересобирать свою жизнь.

«Что делать? Уйти в монастырь?»: История выбора между гомосексуальностью и верой

Эмиграция


Несколько лет у меня заняло принятие того, что я гей и бороться с собой больше не буду. Я хотел нормальных полноценных отношений. Но учитывая мой бэкграунд, то, что я рос на виду у большого прихода, построить новую жизнь открыто у меня не получится: слишком много глаз, слишком много мнений, слишком сильно давление среды.

Я начал готовиться к эмиграции, искать работу и способы жизни в других контекстах, но там, где была бы православная церковь. В итоге я оказался в Польше. Мне было двадцать шесть лет, когда у меня начались первые полноценные отношения с парнем. Я наконец понимал, что мне нечего стыдиться перед Богом, я этому человеку верен, с этим человеком хочу разделить свою жизнь, строить быт, проводить вместе время и в том числе заниматься сексом. Так началась новая глава в моей жизни.

Те отношения через какое-то время закончились, потому что для нас обоих они были первыми полноценными отношениями. Мы оба наломали дров, ещё не зная, как строить отношения, не полностью осознавая себя. Через какое-то время у меня начались другие отношения.

Письмо собору


У нас с партнёром нет возможности заключить брак в той стране, в которой мы живём. Национальные традиционные церкви везде совершают одни и те же ошибки. Есть отношения, которые церковь не сочтёт браком, но они прекрасные и возвышенные. Я что, должен отказаться от своих ценностей, от заботы и любви? Нет, я буду строить эти отношения так идеально, как я могу. В 2016 году я и другие соавторы написали открытое письмо православных ЛГБТ-людей, адресованное Святому и Великому собору Православной церкви, который в июне 2016 года собрался на Крите. Такая ситуация, что православная церковь собирается на собор, случилась первый раз за более чем тысячу лет.

Целью письма не было введение гей-браков, гей-венчаний для гомосексуальных пар в православной церкви. Я хотел прежде всего установить какие-то правила, я хотел сказать, что насилие — это плохо. Мы не «внешние враги», которыми нас считают. Православные ЛГБТ-люди — это люди внутри церкви, это люди, которые в ней выросли и находятся в ней по собственной воле. Это люди, для которых важно то, какие они с точки зрения природы, биологии, медицины, психиатрии, психологии, всего комплекса наук, который говорит о гомосексуальности, трансгендерности или бисексуальности, а с другой стороны — их веры. Чтобы примирить эти два аспекта своей жизни, им пришлось пройти через очень болезненные вещи. И этим людям церковь дорога, они хотят, чтобы их услышали.

Церкви стоит услышать, что нам больно, потому что нас из неё всячески выпихивают. Часто задать вопрос священнику в личной беседе — это означает подставить себя под удар его остракизма. Даже на Западе не единичны случаи самоубийств среди православных ЛГБТ-людей после того, как они открылись священнику, а тот в ответ устроил им травлю. То, как трансгендерных людей исключают из церковного сообщества, — это вообще феерия. Трансгендерность воспринимается в церковном сознании как «идёшь против Творца». «Тебя Бог сотворил мужчиной или тебя Бог сотворил женщиной, вот и будь тем, кем тебя Бог сотворил».

Сексуальность — это дар от Бога. Её можно по-разному использовать — разрушительно для себя, а можно созидательно. Когда два человека хотят с помощью секса выразить любовь друг другу, по-церковному скажу, служить друг другу, когда заботишься в сексе не столько о себе, сколько о другом, и реализуешься в своей сексуальности, эта взаимная реализация — это прекрасно. Это одна из вершин того, чем может быть человек.

Источник