«Мне надо набрать сил и сидеть». Параджанов и его лагеря
«Я армянин, рожденный в Тбилиси и посаженный в русскую тюрьму за украинский национализм».
Так гениальный режиссер Сергей Параджанов говорил о судебном процессе по антигомосексуальной статье, вследствие которого он оказался за решеткой почти на четыре года.
В его жизни было много провокации и вымысла, которые как приводили к гибельным сценариям, так и спасали от удручающей действительности. Параджанов рассказывал, что в детстве по настоянию матери глотал фамильные драгоценности, чтобы уберечь их от конфискации, хвастался кольцом, якобы подаренным Католикосом, утверждал, что его содержит Папа Римский и присылает ему алмазы.
«Я ничего не делаю. Кому-то выгодно, чтобы я ничего не делал», — заявлял он в крамольной речи в Театре на Таганке.
Параджанов прошел через три судебных процесса, два из которых – по советской статье за «мужеложество». Первый состоялся в 48-м по т.н. «делу Микавы». Николай Микава – писатель и сотрудник НКГБ — был арестован с семерыми своими знакомыми. Параджанов в то время был студентом ВГИКа и провел в следственном изоляторе несколько месяцев. Ему, как и другим шести другим фигурантам, дали по 5 лет, но после сроки заменили на условные. Микава же получил за «мужеложество» 10 лет. Законом не пренебрегали в борьбе с инакомыслящими и неугодными, в том числе и это дело, по мнению ряда авторов, носило политический характер.
Второе дело было связано с тем же обвинением. 122-я статья УК УССР, которой в нынешнем украинском кодексе уже нет. Обвинения выдвигались по двум частям – за гомосексуальные отношения и за отношения с применением насилия. Кроме того, фигурировала и 212-я статья — распространение порнографии.
Этому предшествовали действия режиссера, которые определяли его в зону риска и пристального внимания со стороны органов. 1968 год, «Письмо 139-и», в котором подпись Параджанова стояла первая, – он настоял. Это был аккуратно сформулированный общественный протест деятелей культуры и науки с требованием прекратить практику противозаконных политических судебных процессов.
После был еще ряд усугубляющих положение крамольных высказываний, а в декабре 73-го в киевскую милицию поступает заявление некоего Семена Петриченко следующего содержания:
«Товарищ начальник! Мой гражданский долг заставляет меня обратиться к вам по поводу развратника и педераста Параджанова Сергея. Он на протяжении многих лет занимается развратом несовершеннолетних и молодых юношей и мужчин. Свой дом он превратил в притон разврата. Прошу Вас положить конец этим развратным действиям.
С уважением (подпись). 8 декабря 1973 года».
Несмотря на указанный адрес, заявителя «установить не представилось возможным» — так докладывал начальству инспектор столичного угрозыска младший лейтенант Артеменко, который проводил проверку по заявлению.
«Однако факты, изложенные в заявлении, подтвердились. Установлено, что Параджанов С.И., проживающий… на протяжении длительного времени занимался гомосексуализмом. Используя славу кинорежиссера, Параджанов склонял к совершению актов мужеложства многих мужчин… На основании изложенного прошу Вашего разрешения возбудить уголовное дело в отношении Параджанова С.И», — говорилось в докладной.
Далее последовали показания нескольких молодых людей, утверждавщих, что имели гомосексуальные связи с режиссером. Позже двоих из них отпустят, а двое окажутся на скамье подсудимых вместе с Параджановым.
Научный сотрудник Института истории архитектуры киевского Михаил Сенин, по его словам, не вступавший в сексуальную связь с режиссером, но слышавший о ней, даст на этот счет показания и вскоре вскроет себе вены. Сенин был членом КПСС и сыном бывшего первого зампредседателя Совета Министров УССР. Его предсмертные записки так и не были приобщены к делу.
Параджанова арестовывают и присуждают максимально возможную меру наказания – 5 лет колонии строгого режима. Двое осужденных по его делу получают по году «условного» с трехлетним испытательным сроком.
Параджанов попадает на зону в 49 лет и на протяжении четырех лет меняет лагеря несколько раз.
«Часто пухну от голода. Лиля Брик прислала мне колбасу салями, конфеты французские. Все съели начальник зоны и начальник режима, я же нюхал обертки. Работаю уборщиком в цехе. Недавно кто-то специально залил водой цех. Всю ночь, стоя в ледяной воде, ведрами выгребал воду. Харкаю кровью. Неужели это мой конец? Я скучаю по свободе. Где я — это страшно!», — пишет он племяннику Георгию.
Параджанов характеризовался «как лицо, настроенное враждебно по отношению к советской действительности». В сообщении, представленном украинским КГБ в ЦК, говорится, что он оказался в поле зрения органов государственной безопасности еще в 50-х.
«На протяжении ряда лет оказывал отрицательное воздействие на молодых творческих работников, призывая их «вырыть могилу соцреализму» и «изгнать красных комиссаров из кино»… На встрече с кинодеятелями ФРГ в 1967 году утверждал, что в Советском Союзе на культурном поприще якобы осуществляется политика фашизма над ним и ему подобными… Враждебные действия Параджанова были пресечены в декабре 1973 года органами прокуратуры с использованием наших материалов о его аморальном образе жизни», — говорится в справке.
В тюрьме Параджанов совершил попытку суицида, заболел сахарным диабетом, пережил смерть матери. При этом он продолжал заниматься искусством: рисовать, создавать коллажи, серии иллюстраций, среди которых посвященное коллеге «Евангелие от Пазолини», потреты тюремных друзей, марки из зоны с изображениями Микеланджело, Леонардо да Винчи, Нико Пиросмани, Василия Шукшина, Адама и Евы, Дон Кихота.
Он создает новеллы, которые после лягут в основу сценария фильма Юрия Ильенко «Лебединое озеро. Зона». В 1990-м картина возьмет приз FIPRESCI на МКФ в Каннах.
«Я живу, как в системе Станиславского: порой сливаюсь с реальностью… Писать, даже новеллы, боюсь. Это ад Данте. Отсюда уходят на 10–15 дней и возвращаются на 15 лет. Среди этого мира и я. Кем я выйду? Тут отключают радио, если это Вивальди или Шопен. Терпят Огинского, и всё. Все противопоказано. Я сумасшедший старик, рисующий, клеющий цветы. Это больше, чем приговор. С кем я? Страшно. Все время страх, угроза ножа и избиения», — пишет он сестре Рузанне.
Серебряные «талеры» с выдавленными профилями, которые Параджанов делает из крышечек от кефирных бутылок, также сослужат свою службу. Один из них, отлитый в серебре, станет медалью кинопремии «Амаркорд» в Римини, учрежденной Федерико Феллини и Тонино Гуэрра, а другой — армянской кинопремии «Золотой абрикос».
«Сейчас холод. Работа унизительная, но все-таки работа. Я познаю мир прокаженных и отверженных. Но это неизбежность и естественность. Как никогда понимаю свое униженное положение, но все-таки хочется выжить и жить. Поэтому тревожность и слабость — как физическая, так и духовная. Я надломлен и беспомощен. Живу загробной жизнью. Чем больше смотрю на среду — тем страшнее», — пишет режиссер.
«Я признал свою вину и должен был сидеть год. Однако я осужден на пять лет. У меня изъята квартира и я лишен мундира художника и мужчины. Но это не главное. Главное — что потом? Что будет в судьбе Светланы, сына и моего искусства, которое я еще не выразил на экране в полную меру? Мне надо набрать сил и сидеть. Уныние и жалость отменяются», — пишет он в письме Лиле Брик.
После освобождения режиссеру было запрещено жить в Москве, Киеве, Ленинграде и Ереване, поэтому он уехал в дом детства в Тбилиси.
После будет еще один суд — по обвинению во взяточничестве, новый арест и новый резонанс в культурной среде. Было заведено дело якобы о даче им в 1978 году взятки при поступлении племянника в театральный университет. Через несколько лет об этом вспомнили, и следователи начали заверять, что закроют расследование, после соответствующей благодарности. В феврале 82-го при попытке передачи денег Сергей Параджанов был опять арестован и помещен в Ортачальскую тюрьму. Процесс был открытым и ему присудили условное наказание. На этот раз он пробыл за решеткой 9 месяцев.
В 1989 году режиссер начал снимать автобиографический фильм «Исповедь» на киностудии «Арменфильм», но работа была прервана болезнью. У него диагностировали рак легких и по приглашению правительства Франции он вылетел на лечение в Париж. Состояние ухудшалось и спустя два месяца его доставили в Ереван, где он скончался в возрасте 66 лет, оставив несколько десятков невоплощенных сценариев.
Об одном из них — нереализованной «Исповеди» — он говорил:
«Из всех моих ненаписанных и непоставленных сценариев я бы хотел поставить сначала этот».
Фото сделаны в Доме-музее Сергея Параджанова в Ереване.
Также по теме: 10 лучших альбомов 2021 года ЛГБТ исполнителей
