Раз уж репрессивная очередь Лукашенко дошла до публичного шейминга ЛГБТ людей, то самое время поднять эту тему.
Кyky поговорил с Дмитрием Королем, который работал врачом в Минске, но из-за преследования уехал к мужу в германию, о том, почему свобода и демократия – это не только про БЧБ, но и про радужные флаги. и, конечно, о том, как жить, когда информацию о твоей личной жизни сливают в каналы пропаганды.
Если вы хотите, чтобы команда KYKY продолжала писать, работать и изучать жизнь и эмоции беларусов – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. Или сделайте быстрый донат прямо на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).
Дмитрий Король работал хирургом в одной из поликлиник Минска, был послом европейской молодежи в Беларуси в проекте Восточного партнерства. Сейчас он активный участник движения беларуских эмигрантов в Германии Razam. Также Дмитрий является открытым геем и активистом по защите прав ЛГБТК+. Именно он осенью 2021-го организовал ЛГБТ-молебен в Берлине.
Поговорить с Димой мы решили после того, как силовики начали задерживать людей, выпячивая в пропагандистских каналах их личную жизнь и сексуальность. Ставка была сделана на то, чтобы вызвать хейт на почве гомофобии, но в медиа-пространстве произошел противоположный эффект: люди высказывали слова поддержки, а в инстаграме начался флешмоб с публикацией фото своих секс-игрушек – якобы до того, как это решат сделать «правоохранители».
Чтобы замерить уровень гомофобии хотя бы на доступном нам уровне, KYKY провел два опроса в телеграм-канале. Мы не претендуем на славу социологического исследования – поэтому сообщаем результат исключительно среди подписчиков. За легализацию однополых браков высказались 62% из 9285 респондентов, против – 38%. Поддержали запрет «ЛГБТ-пропаганды» 48% респондентов из 22 тысяч проголосовавших и 52% высказались против каких-либо запретов. После знакомства с цифрами почитайте историю человека, чья жизнь и безопасность во многом зависит от того, как мы распоряжаемся своими симпатиями и антипатиями в публичном пространстве.
KYKY: Когда и почему ты уехал из Беларуси?
Дмитрий Король (Д.К.): Я уехал за две недели до выборов – меня проинформировали, что мной заинтересовался КГБ. Кроме того, Лукашенко тогда подписал указ о призыве лейтенантов запаса в настоящую армию, но я шел учиться на военную кафедру, чтобы избежать этого опыта. В итоге меня «приглашали» в военкомат несколько раз, таскали по медицинским комиссиям, отделениям милиции, заставляли отвечать на разные идиотские вопросы… Например, «случались ли у вас за последние пять лет нерабочие контакты с иностранцами?» Конечно, случались – я вступил в брак с гражданином Германии! В итоге я попросил оформить повестку, а пока ее выписывали, отпросился в туалет и сбежал из военкомата. И уже через два дня был вместе с мужем в Берлине.
Дмитрий Король. Фото: dev.by
KYKY: Подожди, а причем здесь КГБ?
Д.К.: Всё было как в плохом фильме про шпионов. Коллеги пригласили меня в кабинет, где лежала тетрадь с сообщением, что мной заинтересовался КГБ. Люди из этого ведомства хотели найти компромат, а если не получится, то сделать свой кейс. Например, подкинуть взятку – это распространенная практика. Например, когда врач на операции, в кабинет могут прийти и оставить деньги в конверте, вложить их в документы. Скорее всего, этот интерес был связан с моими публичными выступлениями в СМИ. Я всегда говорил, что коронавирус – это не миф и не выдумка. И ковид может приводить к летальным исходам, поэтому лучше защищаться, а не маскулинно разгуливать без масок. Кроме того, в рамках одной из инициатив я договаривался со швейными фабриками, чтобы они отшивали маски для больниц и поликлиник. Возможно, им не понравилось, что я сомневаюсь в целебных свойствах водки и трактора при лечении коронавируса, а возможно, кому-то не понравилось, что прием и документацию я вел на беларуском. Хотя официальных жалоб на меня никогда не поступало. Кроме того, я публично критиковал инициативу МВД принудить врачей гинекологического профиля информировать милицию о начале половой жизни подростков.
KYKY: Ты сейчас находишься в статусе политического беженца в Германии?
Д.К.: У меня есть законный муж – гражданин Германии. Этого основания достаточно, чтобы законно находиться в стране и работать. Недавно я получил лицензию на врачебную деятельность и сейчас жду собеседования, которое должно состояться на следующей неделе.
Я участвую в разных политических активностях. Например, организовал беларуский ЛГБТ-молебен – крестный ход, посвященный 104-летию Октябрьской революции. После молебна состоялась демонстрация в поддержку беларусов, которая завершилась рейвом. Это было осенью 2021-го, а до этого на акции протеста беларусов зарубежья приходили люди не только с БЧБ, но и с радужными флагами.
Многие относились к этому негативно, мол, не нужно смешивать нашу борьбу за демократию с ЛГБТ-пропагандой. Но свобода – это не шведский стол, где можно выбрать что-то по своему усмотрению.
Свобода – она для всех. И если уж мы сейчас проходим этот болезненный момент истории становления беларуского общества, то давайте пройдем его до конца и не будем останавливаться на консерватизме и религиозности, как это произошло в Польше. ЛГБТ-молебном я хотел показать, что даже если ты религиозный человек, можно при этом не быть гомофобом.
KYKY: Ты веришь в бога?
Д.К.: Я агностик. Мне кажется, бог не выглядит как белый цис-мужчина с длинной бородой. Но я принимаю то, что другие люди могут верить и в такого бога – у меня с этим проблем нет. И совместно с верующими мы сделали тот самый квир-молебен. Мы, кстати, хотели провести его у альтернативного посольства Беларуси, потому что Тихановская публично ничего не говорит об ЛГБТК+. И такой акцией мы хотели заявить, что мы часть этого общества и этой революции.
KYKY: Но ведь многие религии, в том числе христианство и ислам, считают гомосексуальность грехом, за который можно попасть в ад. Как все это соотносится с квир-молебном?
Д.К.: А кто сказал, что быть гомосексуалом – это грех? Все, что написано в Библии и Коране, претерпело множество переводов, маркетинговых ходов и суть была сильно искажена. Но я бы не хотел заострять на этом внимание – я в этом не эксперт. Есть специалисты в этом вопросе, которые образовали христианский синдикат геев – можешь обратиться к ним.
KYKY:
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Не думал ли ты, что квир-молебен может оскорбить чувства верующих? Не боялся ли оказаться в положении группы Pussy Riot, участницы которой получили тюремные сроки и порицание общества?
Д.К.: Чем я могу оскорбить чувства верующих? Мероприятие было согласовано с протестантской церковью – это была, отчасти, и их инициатива. Гефсиманская церковь всегда была политически активной, выступала за права и свободы. В том числе там проходили молебны за пострадавших беларусов. И вместо того, чтобы устраивать демонстрацию возле церкви, нам разрешили устроить молебен прямо в ней.
Ты не первый человек, который сравнивает наше мероприятие с кейсом Pussy Riot, но у нас были совершенно разные цели. Pussy Riot хотели показать, насколько власть и религия в России находятся в тесной сцепке, что невозможно для светского государства. Они хотели подсветить эту проблему, выступить в роли индикатора. Мы же хотели объединить людей и показать, что в рамках одного мероприятия можно и помолиться, и причаститься, и потанцевать под Пугачеву в церкви. И потом еще пройтись в сопровождении полиции с БЧБ и радужными флагами под песни группы «Тату». Что в этом плохого, если всем хорошо? Мы хотели показать, что все мы разные, но это не повод для ненависти.
KYKY: Представить подобное в Беларуси невозможно. Или ты бы решился?
Д.К.: В Беларуси за такое можно получить по телу. Тем не менее, я хотел сделать нечто подобное как посол европейской молодежи в рамках Восточного партнерства. Но помешала пандемия, а потом случился отъезд.
KYKY: Оскорбление чувств верующих, запрет «ЛГБТ-пропаганды» – все это законы, которые призваны бороться не с проблемами, а с инакомыслием в России. Как думаешь, придет ли подобное законотворчество в Беларусь?
Д.К.: В России запрет «ЛГБТ-пропаганды», как и запрет пропаганды наркотиков – взять тот же кейс Моргенштерна – используют, чтобы отвлечь внимание от других проблем, например, строительства дворца в Геленджике. Грызитесь там в обществе и не обращайте внимания на коррупцию, пытки в тюрьмах, бедность. Думаю, Путину, как и Лукашенко, пофиг на сексуальные меньшинства – их волнует только власть и собственное благосостояние. Иначе бы в правительстве не было такого количества геев. Хотя, впрочем, законы пишутся не для элиты, а для пролетариев – так было всегда. Взять тот же кейс Курпатова, которому, по сути, сделали аутинг, но закон его не коснулся – никакой проверки по факту пропаганды гомосексуальности проведено не было, хотя об этом кейсе написали все СМИ.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Что касается Беларуси, не думаю, что подобное законотворчество возможно – общество все же меняется. Хотя в проекте новой Конституции и предлагают закрепить определение брака как союза между мужчиной и женщиной. Тем не менее, сохраняется же и понятие гражданского партнерства. Мне сложно что-то однозначно говорить – нужно проводить опросы общественного мнения.
KYKY: В одном из интервью ты сказал, что тебе нравилось работать в государственной поликлинике: «Там мне создают все условия, чтобы я чувствовал себя комфортно, и меня все устраивает». Прокомментируй, пожалуйста.
Д.К.: Тебе знакома пост ирония? (смеется) Знаешь, я учился на бюджете – выиграл Республиканскую олимпиаду по биологии – и меня взяли без экзаменов. На отработку в поликлинику меня послали в качестве наказания. В 2017 году за неделю до распределения меня задержали и ректор сказал: «Этого – только в поликлинику». И так я – открытый беларускамоўны гей – оказался в одной из столичных поликлиник.
В той несвободе я был абсолютно свободен – мне было нечего терять, кроме копеечной зарплаты. Поэтому на всех этих сраных заседаниях я говорил всё, что думаю по тому или иному поводу. Как-то приехал один депутат и стал нести ахинею, что оппозиционеры в центре Минска громили ломиками витрины. И я ему в лицо высказал, что он несет бред и лучше бы сконцентрировался на программе, которую хочет предложить людям.
Конечно, главврач после собрания пила валериану, но я не мог промолчать. Хотя сегодня представить такую ситуацию сложно – меня бы сразу посадили.
KYKY: Почему тебя задержали в 2017-м?
Д.К.: Я был волонтером правозащитного центра «Весна». В офис «Весны» тогда нагрянул ОМОН – меня задержали вместе со всеми.
KYKY: У тебя возникали когда-либо сложности в профессиональном плане, связанные с твоей ориентацией? Возможно, была дискриминация в среде коллег или отказ пациентов лечиться?
Д.К.: Только не ориентация, а сексуальность. Я не был ориентирован стать геем, чтобы всех разозлить – моя сексуальность была такой изначально. С дискриминацией я не сталкивался ни со стороны коллег, ни со стороны пациентов. На приеме у меня могло быть по 50-60 человек в день, и я не разу не слышал нареканий типа: «Да он же п@ор – чего вы сидите к нему в очереди?». Более того, я был очень популярным врачом, потому что всегда выслушивал пациентов. Многие знали, что я гей. С некоторыми мы даже говорили об этом. Ну, как говорили… Меня спрашивали, есть ли у меня девушка, а я отвечал, что у меня есть муж. И люди относились к этому нормально. Годы работы в поликлинике я вспоминаю с теплотой. У меня были отличные понимающие коллеги и завотделением – мировая женщина. Я никогда ничего не скрывал и меня принимали таким, какой я есть, – это ведь никак не вредило работе. Пока гомосексуалы будут шифроваться и скрывать информацию о себе, они изначально будут занимать уязвленную позицию. И в этом случае аутинг можно использовать, как инструмент насилия.
KYKY: Как думаешь, если бы ты захотел пойти работать на высокую должность в Беларуси, как открытый гей – тебя бы взяли? Оценивали бы профессиональные качества, либо сопоставляли «нужен ли такой скандал»?
Д.К.: Наверное, многое бы зависело от взглядов конкретного человека, который бы принимал на работу: гомофоб он или нет? Но стоит ли из-за этого квир-сообществу прятаться и жить в шкафу? Мне кажется, что не стоит. И скажу по своему опыту, что если ты открыт людям, они открыты и к тебе. Возможно, я жил в каком-то своем пузыре, но в государственной клинике у меня проблем не было.
KYKY: К слову, что ты думаешь про кейс Антона Качанова, который пострадал во время протестов. Одним из последствий травмы стали проблемы с глотанием пищи. Антон подавился едой и умер – прибывшие сотрудники бригады скорой помощи не смогли сделать трахеостомию (это когда медик делает отверстие в горле для доступа воздуха). Как думаешь, это девальвация медицинских кадров в системе, либо врачей скорой действительно не обучают делать такие операции?
Д.К.: Трахеостомии обучают на третьем курсе медуниверситета – это экстренная операция, если человек задыхается. Нас учили выполнять эту операцию в любых условиях и любым инструментом – будь то скальпель или ручка. Мне сложно сказать, что конкретно произошло в ситуации с Антоном Качановым – возможно, врачи просто не успели – человек без воздуха может прожить всего семь минут. Ситуации бывают разные, и оценивать чей-то профессионализм, не зная ситуацию досконально, я не хочу. И по одному случаю сказать о тенденции, что уровень медпомощи снизился, потому что уезжают квалифицированные медики – нельзя. Такие случаи происходили и до 2021 года, и будут происходить после – не всегда дело во врачебных ошибках.
KYKY: Мы все недавно наблюдали насильственный аутинг и слив личных фотографий. У многих такое нарушение прав человека вызвало шок.
Д.К.: Слушай, у каждого есть фото или переписки, которые бы он не хотел выставлять на всеобщее обозрение. И глупо думать, что это касается только геев, – это касается всех. Террористический режим Лукашенко никого не щадит – просто сейчас под ударом оказались геи. Диктатор хотел добавить себе очков, устроив хейт в отношении геев, но в обществе произошла обратная реакция. Многие выразили поддержку, потому что понимали: лучше поддерживать геев, чем бандитов. Думаю, именно такие ситуации меняют наше гомофобное общество через милосердие. Какая разница, кто с кем спит? Все мы люди.
KYKY: После слива ГУБОПиКом информации, СМИ и пользователи соцсетей начали ее распространять, что, наверное, не совсем правильно, даже если делается с добрыми побуждениями. Как этично реагировать на аутинг?
Д.К.: Конечно, распространять такого рода информацию неэтично. И лучший способ противодействовать этому – перестать бояться и скрывать свою сексуальность. Когда мне задают вопрос про мою девушку, я им отвечаю, что она – парень. В этом нет ничего постыдного. Я не кричу об этом на каждом углу, но если человек интересуется – отвечаю прямо. Информация – это тоже инструмент власти и давления, так не давайте эти инструменты использовать против себя. Если вы выступаете открыто, как может быть совершен акт насилия в виде аутинга? Если бы это покаянное видео произошло со мной, мои знакомые и друзья спросили бы: «Так а в чем новость?».
Сейчас пошел еще отличный флешмоб: люди стали выкладывать в соцсети фото своих секс-игрушек, чтобы побороть страх. Это правильная стратегия, я тоже планирую поддержать эту акцию. Любое выражение сексуальности – это нормально, хотя в Беларуси эта тема табуирована. Перестаньте бояться и примите себя – дайте себе жить. И позвольте это сделать другим, не осуждая.
KYKY: Да, реакция общества на сливы личной информации меня удивила и порадовала. И в этом контексте пи@сами оказались силовики.
Д.К.: ЛГБТ-сообщество сейчас старается лишить слово пи@рас негативной окраски. Только так можно убрать власть человека, который использует это слово, чтобы обидеть. «Я пи@р? Да. И что дальше?». Понимаешь, как это должно работать? Мысль, конечно, понятная: люди поддержали геев и назвали пи@рами силовиков. Но ситуация двоякая, ведь это же общество летом 2020-го возмущалось, что пи@расы дискредитируют протест.
KYKY: Подожди, но летом 2020-го люди приносили с собой на протесты не только БЧБ, но и радужные флаги – все реагировали нормально.
Д.К.: Сложно сказать. Знаю, что фем-движением и ЛГБТ в Беларуси занималась Ольга Шпарага и Виктория Биран. Я их приглашал на ЛГБТ-молебен в Берлине, где они рассказали, каково это было организовывать такие шествия во время политического кризиса. Когда ты убегаешь от ОМОНа и еще слушаешь от других протестующих, что «вообще-то это не ваш день – мы здесь за свободу боремся, а не за ваши права». И потом пропаганда стала подливать масла в огонь: «Яно – за перамены». И комментарии на ЛГБТ-молебен тоже были разные. Одни говорили «почему бы и нет?» А другие – «нам помощь «от этих» не нужна». Типа уехали – вот и сидите в своем Берлине и засуньте языки в жопу.
Хотя я уехал из Беларуси летом 2020-го. Учитывая последние события и реакции в соцсетях, возможно, общество начинает понимать, что права человека – это, в том числе, и права ЛГБТ-людей. По крайней мере, в Беларуси я открыто не сталкивался с гомофобией: на меня никто не нападал и кляуз на работе не писал, хотя все всё знали. Возможно, я находился в своем социальном пузыре, где меня принимали все, кроме семьи. Я не могу ответить за все общество – нет черного и белого – нужно проводить опрос, чтобы понять объективную реальность. Многое зависит от конкретного места, рабочего коллектива, семьи. Кто-то подвергается буллингу, кого-то – нет.
KYKY: Тебя не приняли родители?
Д.К.: Мой отец – чиновник средней руки в Минске. И когда один из его друзей показал мое фото в образе дрэг-квин, отцу стало стыдно. Он попросил меня удалить это фото из инстаграма, но я не стал этого делать. После отец предложил мне сменить фамилию, чтобы не позорить его и не мешать его карьере. Я так и поступил. Сейчас моя фамилия Король – она более благозвучна для Германии. С отцом мы почти не общаемся. Мама тоже не приняла меня: она читает сообщения, которые пишет ей мой муж, но не отвечает на них.
KYKY: Как происходил твой камин-аут перед родителями?
Д.К.: Это был долгий процесс. Мои родители понимали, что я гей, но боялись это признать. Напряжение нарастало, каждый разговор превращался в скандал – так жить было невозможно. В итоге мне предложили пожить самостоятельно. Ну, как предложили… Выставили в коридор и закрыли дверь на замок, от которого у меня не было ключа. Они думали, я пойду жить к бабушке, а я пошел жить к другу. Мама потом звонила и выясняла, что это за друг, изнасиловал ли он меня. Потом звонил папа и говорил, что я стану причиной смерти моей матери, потому что «делаю ей нервы».
В какой-то момент стало совсем невыносимо – я позвонил психологу, который помог мне найти силы, чтобы сделать камин-аут. В итоге я позвал родителей на встречу с психологом, мы проговорили четыре часа, но их отношение так и не изменилось. Родители еще всё рассказали бабушке с дедушкой, но те нормально восприняли новость. Ну, как нормально… Типа твоя сексуальность – болезнь, но всё равно ты – член нашей семьи. Я точно знаю, что я им не безразличен. Они любят меня, но это поколение, которое не понимает своих чувств и не знает, что делать со своими эмоциями, как их правильно выражать. Бабушка умерла в этом году, но я не смог с ней проститься и поехать в Беларусь из-за всей этой ситуации с преследованием. И, конечно, мои внутренние проблемы и боль никуда не ушли – в эмиграции все только усугубилось. Сейчас я прохожу психотерапию – благо в Германии она по страховке.
KYKY: Послушай, возможно, хорошо, что ты уехал, ведь в Германии больше принятия…
Д.К.: В Германии тоже всё не так просто. Этим летом на ступеньках моего дома избили до полусмерти двух геев. В этом году меня чуть не скинули под поезд.
KYKY: На тебя произошло нападение в Германии?
Д.К.: Мне крикнули, что я «индийский пи@орас» и толкнули ногой в спину на перроне, когда подходил поезд – я чудом удержался на ногах. Поэтому гомофобия и ксенофобия в Германии тоже есть. Это как раз было в день, когда мы ехали на ЛГБТ-молебен. Как часть костюма у меня в руках был стек (хлыст, как для верховой езды – Прим. KYKY). Собственно, этим БДСМ-приспособлением я и отхлестал по щекам обидчика. И мне удалось убежать. В полицию я не обращался, потому что законодательство здесь работает плохо. И получилось бы, что я ударил по лицу человека, а человек, вроде как, не виновен. Ведь я же так и не попал под поезд.
KYKY: Не кажется ли тебе, что через ортодоксальное неприятие гомосексуальности Лукашенко отстраивает свой собственный имидж «настоящего мужика со стальными яйцами»?+
Д.К.: Если бы это действительно было так, в Беларуси бы давно создали концлагеря для геев, как это было в Чечне. Лукашенко же интересует только власть – ему плевать на геев. Как и плевать, что про него подумают, – иначе бы он не гулял со шпицем и не собирал арбузы с моделями. Другое дело, что Лукашенко – злодей во главе преступной группировки. И на своей планерке они уже не знают, что придумать, поэтому сейчас взялись за геев. Но ведь это может быть кто угодно: трясли же и бизнес, и культуру, и СМИ, и масло, и НГО. Они просто подумали, что если прижмут геев, то получат поддержку части гомофобного общества. Но не вышло.
Поэтому я бы не сказал, что политика Лукашенко держится на каких-то патриархальных скрепах – у него в принципе нет серьезной идеологии. Он узурпировал тему Второй мировой и сделал победу в этой войне своей личной. Именно на этой идеологии он хочет сформировать беларусов как нацию. Поэтому часто повторяет, что «узурпаторы и фашисты» на Западе требуют от нас какой-то демократии, хотя мы их победили – пусть не учат. Никакой серьезной идеологии у этого человека нет – он просто держится за власть. Ведь понимает, что как только он уйдет, ему будет очень справедливо плохо. Поэтому из последних сил Лукашенко придумывает какую-то херню. Хотя стоит отдать должное, ГУБОПиК сегодня сделал гораздо больше для гей-сообщества, чем многие ЛГБТК+ инициативы.
KYKY: Чтобы переломить отношение общества к квир-сообществу, что должно измениться? Это законодательные инициативы или все же просвещение, начиная со школы?
Д.К.: Важно и то, и другое, но начинать нужно все же со школы. И, конечно, должны быть правовые механизмы, но для этого нужна политическая воля. Когда Тихановская приезжала в Берлин, у меня была возможность с ней поговорить. Я поинтересовался, какие механизмы в новой Беларуси будут по защите прав квир-сообщества, по борьбе с гомофобией. Она сказала, что общество пока не готово, но всё будет. Но когда во Франции легализовали однополые браки, общество тоже не было готово – это показывали опросы общественного мнения. Тем не менее, законопроект был принят политическими лидерами и уже на следующих выборах абсолютное большинство, согласно опросам, поддержало этот закон.
Не нужно ждать, когда кто-то дозреет до демократии и признает геев людьми – это так не работает.
Все мы, вне зависимости от сексуальности, цвета кожи и вероисповедания – полноправные члены общества.
И я Тихановской объяснял, что ЛГБТ-сообщество Беларуси сталкивается со множеством проблем – это было всегда, еще до политического кризиса. Например, избиение на почве гомофобии Михаила Пищевского, который потом умер в больнице. В суде факт гомофобии было невозможно доказать, потому что в этой части у нас не работает законодательство. И если гибель Романа Бондаренко всколыхнула общество, то смерть Пищевского осталась незамеченной. Это так несправедливо, когда тебя могут убить, а ты даже не можешь доказать, что это было сделано на почве гомофобии. Это же неправильно! Это же невозможно так!
В Беларуси должны появиться антидискриминационные законы и возможность защитить свои права в суде. Хотя сегодня свобод и защиты прав не хватает всем, а не только геям. Тем не менее, геям по-прежнему приходиться доказывать, что они такие же люди, как и все. И ты будто подсознательно ждешь опасности и не можешь расслабиться – это очень напрягает в Беларуси.
KYKY: Ты вернешься в новую Беларусь?
Д.К.: Я бы мог многое сделать для Беларуси, но не для общества, которое потом скажет «ну, он же п*дор». Я вернусь только в демократическое общество, где свобода будет для всех, где не будет места дискриминации. Сегодня трансформация плавно идет в этом направлении. Я уверен, если бы революция победила в августе, этой трансформации бы не произошло. Сейчас многие осознали цену, которую придется заплатить за демократию. Хотя к власти могут же прийти и религиозные консерваторы, как это произошло в Польше… Это не мои лидеры, не мои ценности. Поэтому я вернусь, если мне найдется место в новой стране и новом обществе. Если ценности этого общества и страны будут соответствовать моим собственным. Пока мне возвращаться некуда – вся моя жизнь в Берлине.
Источник: kyky.org
