Не только перья и блестки: квир, бурлеск и право быть свободными
У многих бурлеск ассоциируется с помпезными театральными шоу, откровенными нарядами и острыми шутками – нечто на грани между «Мулен Руж» и Веркой Сердючкой. Однако – и тому есть масса примеров, – этот вид искусства нередко выходит далеко за патриархальные рамки развлечения (мужской) аудитории.
По мнению польской исследовательницы, инициаторки международного бурлеск-симпозиума, докторки Йоанны Стаскевич (Dr. Joanna Staskiewicz), бурлеску с момента его возникновения также все был присущ имманентный квир-эффект.
Получается, перья, рюши и блестки часто не то, чем кажутся
Рассуждая об истоках диалога квир и бурлеска, Йоанна предлагает вспомнить актрису Лидию Томпсон – легенду пионерок бурлеска, «the father of all drag kings», бросившую вызов определению гендера, навязываемую буржуазной моралью викторианцев. Почтенную лондонскую публику Лидия шокировала не только первым в истории выходом на сцену женщины в колготках, но и целым арсеналом кроссдресс образов. В 1868 году бурлеск-труппа The British Blondes под руководством Лидии представила дерзкий жанр в Нью-Йорке. Спектакль «Иксион, или мужчина у штурвала» восприняли как революционный не только потому, что все мужские роли играли женщины в облегающих лосинах – мужчины в театральном коллективе не присутствовали ни на каком этапе. То есть пьесу не только исполнили, но и написали исключительно сами блондинки.
Радость от оглушительного успеха и смелость в критике стандартов женского поведения, однако, не могли разделить те мужчины, которые видели в «традиционных ценностях» гарант своей власти. Сегодня женщины отказываются от длинных юбок, а завтра станут претендовать на места «у штурвалов» бизнес-компаний и политический партий? Это что ж такое будет тогда?
Ряд американских журналистов обрушились на Лидию и ее колле_жанок с критикой, доходящей до обвинений в проституции, а The Chicago Times назвал актрис пошлыми и деградирующими. И как на обвинения отреагировали дамы? Ворвавшись в дом владельца газеты, они отхлестали клеветника хлыстом. За месть, конечно, потом пришлось отдуваться в суде, но постановка от публичности лишь выиграла. Первый заграничный сезон принес бурлеск-труппе 370,000 долларов. Моральное удовлетворение же измерить сложно.
«Для меня бурлеск — это сверкающая квир-гетеротопия, – так, как о ней писала Анджела Джонс. Это возможность отступить от ограничений и унижения гегемонных дискурсов, исцелиться от повседневных ран и почувствовать себя сильнее и смелее. И здесь я вижу не только пересечение бурлеска и квира, но и флюидность – «перетекание» квир-культур в другие маргинализированные сообщества, поскольку сами исполнители представляют очень разные слои обществ, нередко за пределами гендерной бинарности», — рассуждает Йоанна Стаскевич.
В качестве примера такого пространства, предлагающего насладиться праздником гендерного непослушания, исследовательница приводит свое первое бурлеск-шоу – спектакль, поставленный по Звездным войнам «Xena Zeit-Geist and Society of Sin», на который она попала в декабре 2015 в Новом Орлеане:
«Разнообразные исполнительницы, воплощавшие инопланетян, футуристичных персонаже_к и всяческие звероподобные существа, взаимодействовали на сцене в защищенном пространстве трансгрессивной утопии, заставившей меня вспомнить тезис Фуко о «теле без тела», побеге из тюрьмы собственной телесности. Для этого свободного творческого измерения я даже придумала особый термин, который, как мне кажется, хорошо отражает связь бурлеска и квир-экспрессии – «глиттеротопия» [от английского «glitter» – блестки]».
Развивая оригинальный термин Йоанны, я бы осмелилась озвучить его иную версию – глиттеротерапия. Ведь примерка образов других Я – смелых, раскрепощенных, не стесненных необходимостью следовать нормам и институтам, – вполне гарантированно обладает и терапевтически потенциалом, подпитывая самооценку и (вос)приятие себя. И квирность здесь больше, чем понятие из области сексуальной или гендерной идентичности, а скорее приглашение быть свободными в пространстве условного.
Интересно, что свобода может проявляться и как свобода говорить и проговаривать в публичном личное (травмы, страхи и сомнения), и как свобода поднимать большие общественно-значимые темы. Во всех смыслах блестящий пример из мира кинематографа – сериал «Поза», рассказывающий о коммьюнити трансгендерных артистов и артисток Нью-Йорка 1980х. Балы, регулярно организуемые танцорами и танцорками, – не только про демонстрацию талантов перформативного искусства, дизайна одежды и причесок, но способ борьбы за видимость, уважение и достоинство на фоне разворачивающейся эпидемии ВИЧ.
Йоанна Стаскевич в этой связи упоминает репродуктивные права, гомофобию, религиозный фанатизм и полномасштабное вторжение России в Украину – темы, звучащие сегодня в бурлеск-шоу на ее родине, Польше; расистское полицейское насилие, ульта-правую риторику и атаки на квир-бары – как часть критического репертуара бурлеска Нового Орлеана, или войну в Газе – хештег берлинских шоу текущего года.
Кейс из более близких нам реалий – провокационное разночтение строчки «Russia Goodbye/Lasha Tumbai» в песне Верки Сердючки, эстрадного альтер-эго украинского исполнителя Андрея Данилко, чье выступление на «Евровидении-2007» вполне можно рассматривать в оптике квир-бурлеска.
«Бурлеск является живым феноменом поп-культуры, чьи мотивы активно адаптируются к современности. Если понимать квирность как процесс деиерархизации и «стратегию устранения неоднозначности» (определение Антке Энгель), то бурлеск всегда актуален – в том числе и как платформа для комментариев о социально-политической ситуации. В разных частях света сегодня звучат квир-голоса исполнителей/ниц бурлеска, многие из которых также представляют квир-сообщество. Если говорить о Польше, это Madame Méduse в Варшаве и Harpy Queen в Люблине», — комментирует для Гукання Йоанна Стаскевич.
Бурлеск-сцена – место для самовыражения всех людей, независимо от пола, гендера, телосложения, цвета кожи, способностей, возраста и других характеристик
«Это искусство, которое содержит квирность в самой своей сути и характеризуется разнообразием и инклюзивностью», – рассуждает Йоанна.
Однако, бурлеск бурлеску рознь, и иногда перья – это действительно всего лишь перья. Так, следуя нехитрой стратегии заимствовать все, что плохо лежит, но хорошо звучит, в Беларуси, еще в 2019, тоже поставили свое театральное бурлеск-шоу. В различных интервью госканалам художественная руководительница Молодежного театра эстрады Владислава Артюковская называет Россию «великой державой», а свой первый спектакль на престижной должности – «провокацией, нацеленной на то, чтобы зритель вообще пришел в этот театр». Однако до провокаций, даже отдаленно сравнимых с The British Blondes, считают провластные критики, постановка не дотянула. Восторженные оды смелости описаны присутствием в шоу молодежного сленга, элементов стрип-пластики, которые понравятся любителям стройных ножек и приглушенного красного освещения с настроением интима.
Финальный вердикт: в костюмах также преобладает минимализм, никаких перьев, все довольно элегантно. Неэлегантны, правда, в этой истории лизоблюдство, прислужничество и бесхребетность амбициозных флюгеров, продолжающих апроприировать и упрощать до примитивизма подхваченные иностранные жанры. Хотя, в контексте разговора о бурлеске как дерзкой форме, призванной по своей сути, нарушать нормы и адаптироваться под локальные мифы, возможно, это даже высококонтекстный сарказм?… Или нет?
Ольга Бубич
***
HUKANNE — спецпроект Gpress про жизнь ЛБК-сообщества. Мы выросли в Беларуси и продолжаем говорить о своем опыте из разных состояний и точек на карте.
