Героини этого текста — лесбиянки, которые прожили большую часть своей жизни в СССР.
В советской стране они взрослели, осознавали свою сексуальность, любили, создавали семьи или оставались в одиночестве, искали себе подобных и существовали в абсолютном информационном вакууме. Ирина Меркулова поговорила с ними об их отношении к прошлому, о жизни в 1970–1980-е и об активизме.
Как вы пытались искать своих в советские годы?
Елена Боцман
67 лет, основательница лесбийских встреч «Клуб стабильных пар», организаторка многочисленных лесбийских слетов 2000-х, путешественница и лекторка
Мы никак не искали. Как можно было искать своих? В 17–18 лет я познакомилась с женщиной, которая окончила Школу полярных летчиков и выезжала на север. Она, очевидно, не была натуралкой, и тогда я осознала, что такие отношения реально существуют, потому что у нее был какой-то свой круг знакомств — гитара, песни Высоцкого. Впервые я побывала в их компании еще школьницей.
С пятнадцати лет я была записана во взрослую библиотеку. Там работала продвинутая библиотекарша чуть постарше меня, я часто туда ходила, и мне позволяли сидеть допоздна. В одной из комнат была печатная машинка, и мне разрешили ей воспользоваться — я пришла печатать свои стихи. И когда я этим занималась, я услышала песню под гитару, приоткрыла дверь, выглянула в щелочку, и там эта моя полярная летчица. Оказалось, в библиотеке проводились встречи с песнями под гитару. Эта женщина улетела на полярную станцию на острове Диксон, а я писала ей письма в стихах и прозе и телеграммы. Это продолжалось несколько лет, а потом мы отошли друг от друга.
Алена Ласкоронская
66 лет, организаторка петербургских лесбийских квартирников
Я не задумывалось об ориентации с детства, как это происходило у многих лесбиянок. Просто мне нравились люди — и мужчины, и женщины. Другое дело, что я любила в то время только мужчин, замуж выходила за мужчин, рожала детей, но у меня всегда были женщины, которых можно назвать любовницами. Я считала, что это просто моя индивидуальная особенность: мне нужны и мужчины, и женщины. И так было очень долго, практически всю жизнь. То есть я всю жизнь встречалась с женщинами и всю жизнь считала, что это что-то неправильное.
Чужих у меня не было — только подруги, которых я хорошо знала, которым доверяла и которых нагло соблазняла. Не всех, конечно, — я понимала, с кем это не пройдет.
Ольгерта Харитонова
62 года, основательница лесбийско-феминистского журнала «Остров», философиня. В 2014 году эмигрировала из России в Германию
Сейчас я думаю, что наше лесбийское счастье в том, что очень многие женщины бисексуальны. Открытость к любовным отношениям обычна для женщин.
Меня поразил в этом смысле один факт моей биографии: у меня есть подруга, с которой мы дружим с восьми лет; после школы мы разъехались в разные города, я поехала учиться в Пермь и там встретила свою первую любовь, а она уехала в другой город и тоже встретила свою первую любовь, только у нее был мальчик, а у меня — девочка. Мы, естественно, обменивались письмами и писали друг другу каждая о своей любви, и потом, много лет спустя, она нашла эти письма у себя и отдала их обратно мне со словами: «Не хочешь почитать?»
Я перечитывала эти письма и меня поразило, что для нас это было нормально: она пишет о любви к мальчику — ну да, нормально, любовь же; я пишу о любви к девочке — ну да, это же любовь. Любовь она и есть любовь, какая разница, к кому.
И эта девочка, в которую я влюбилась в техникуме, тоже восприняла это как норму, хотя она не лесбиянка. Мы встречались с ней во взрослой жизни, у нее были преимущественно мужчины, и другого лесбийского опыта, кроме как со мной, у нее не было, но вот тогда она восприняла это как нормальные отношения. В 18–19 лет многие достаточно открыты — вот так мы и находили своих, без слов, потому что любовь можно выразить и без слов.
Елена Цертлих
69 лет, редакторка первых русскоязычных лесбийских изданий — «Приложения к альманаху „Адельфэ“» и «Софа Сафо», исполнительница и авторка песен
Полгода мы [с первой любовью-женщиной] друг вокруг друга хвосты заносили, то есть полгода дружили, не решаясь друг другу признаться, что мы хотим именно такой близости. Мы стали неразлучными подругами. А в те времена к такой неразлучной дружбе мальчишек и девчонок относились совершенно спокойно, это считалось нормой. Ну а как же, должны же все дружить, мир, дружба, братство и т. д. — эти лозунги провозглашались на всех углах. И мы вот так дружили, за ручки держались, вместе везде ездили — и в один прекрасный день оказалось, что нам хочется большей близости.
Каждый раз, влюбляясь, я старалась подружиться, и иногда это удавалось. Пару раз я решилась проговорить, почему я на самом деле стремлюсь к этой дружбе, пару раз получила очень мощную отрицательную реакцию, и с тех пор сама инициативы не проявляла. То есть я дружила с человеком и ждала инициативы от него. Это всё делалось прощупыванием: случайный поцелуй, случайное объятие, потом задержались рядом подольше, чем принято. Это всегда были действия на грани, чтобы их можно было принять за случайность, отговориться: «Да ты чего, я ничего такого не имела в виду».
Что было известно о гомосексуальности в советские годы?
Алена Ласкоронская
Ничего. В полном смысле этого слова. Этого не существовало.
Ольгерта Харитонова
Первая прочитанная мною книга о «гомосексуализме», как это тогда называлось, — работа Зигмунда Фрейда о гомосексуальности Леонардо да Винчи («Леонардо да Винчи и его воспоминания о детстве». — Прим. ред.). Я училась в девятом классе, а мой брат в это время подрабатывал вахтером в медицинском институте. В ночное время библиотека была в его полном распоряжении, и он принес оттуда эту книгу, изданную еще в 1920-е в советской России.
Когда я стала ее читать, у меня возникло такое гадливое чувство. Фрейд рассказывает, как Леонардо приснилось, что у него во рту хвост орла. Мне шестнадцать лет, в школе мы проходим «Войну и мир», образ Наташи Ростовой, все эти светлые, невинные девичьи чувства — и вдруг такая гомосексуальность мужского типа.
При этом у меня было полное ощущение, что это относится и ко мне. И эта гадливость в отношении себя — это было мучительно, такой удар.
В это время я была влюблена в учительницу. Я с трудом это пережила. Так что слово «гомосексуализм» я узнала только из работы Фрейда. Иногда в романах встречался намек на гомосексуальность героя, и в основном это все-таки были мужчины — Марсель Пруст, «В поисках утраченного времени». А так — никто не пишет о гомосексуальности, на это натыкаешься, как на крупицы жемчуга, и ты узнаешь об этом явлении без слов.
С понятием «лесбиянка» я познакомилась в двадцать три года — опыт лесбийских отношений у меня уже был, а слова не было. Поэтому, когда я увидела эти слова напечатанными, слова о тех отношениях, которые были, но о которых ты нигде не мог прочитать, конечно, это был шок в хорошем смысле.
Елена Цертлих
В 1967 году, когда я училась в школе, в нашем подмосковном городе произошел один очень драматический эпизод: одну учительницу заподозрили в связи с бывшей ученицей. Эта девушка закончила школу, пришла работать пионервожатой и очень много времени проводила у своей любимой учительницы, которая была старше на двадцать лет.
Что они вместе делали, никто сейчас не знает, но маме этой девушки не понравилось, что та очень много времени проводит у учительницы — она пришла в школу и заявила, что учительница совратила ее дочь. Обеим устроили такой адище, что девушка пыталась покончить с собой, хотя учительница — взрослая женщина с детьми и мужем — сумела отбрехаться. А бедная девочка сначала попала в психушку из-за попытки суицида, и затем вся ее жизнь была сломана — она не могла работать в школе, как хотела. Ее вытолкнули в самые маргинальные слои населения, я потом встречала ее и уборщицей, и санитаркой в больнице. Ей просто больше нигде не давали работать из-за этого скандала.
Были всякие книжки по криминалистике, которыми обменивались тайком, потому что секс в принципе был интересен всем, особенно среди старшеклассников. Передавали друг другу в перепечатках порнографические рассказики. Было подпольное информационное поле, где такие сведения распространялись. Потом уже, когда я поступила в университет, с информацией стало попроще, рядом с нами учились филологи-классики, то есть люди, которые изучали Древнюю Грецию и Древний Рим, а там, хоть совсем глаза завяжи, без этой темы не обойтись, потому что она в текстах, в наскальных рисунках, в живописи…
Подавалось это примерно так: «В то время подобные извращения были допустимы, но то было две тысячи лет назад, этим занимались дикие, неправильные люди, а теперь подобное недопустимо». Таким был подход к гомосексуальности в мои студенческие годы.
Тогда же я столкнулась с тем, что есть прослойка людей, которые относятся к этому достаточно терпимо и снисходительно, и в их среде тебя за гомосексуальность никто не будет травить, тащить за шиворот в милицию.
А познакомилась я с ними так: когда я была в своих первых отношениях, мы вместе поехали в археологическую экспедицию, и нас там в палатке застукали за ласками. Естественно, это тут же стало известно всей экспедиции, но никто виду не подал, только потом, когда мы уже вернулись в Москву, и моя возлюбленная встретилась с кем-то из экспедиции, тот человек сказал: «А, привет подружкам-лесбиянкам! Как дела?» Это было для меня приятным открытием — что, оказывается, есть в этом обществе такие люди и круги, где к моим особенностям относятся, может быть, и без одобрения, но по крайней мере снисходительно.
Елена Гусятинская
75 лет, основательница московского ЛГБТ-архива, преподавательница
О существовании геев и лесбиянок можно было узнать в основном из книг по психиатрии или судебной медицине. Ходили рассказы о необычных наклонностях некоторых артистов, музыкантов и художников. Но это всё было на уровне сплетен. Тем не менее статья за мужеложество существовала, и власти ей пользовались при необходимости.
А сами лесбиянки и геи устраивали свою жизнь как могли. Кому везло, и он или она находили пару и жили так всю жизнь, не афишируя своих отношений. Другие бывали биты, осмеяны или убиты.
Присутствовала ли тема сексуальности в публичном поле в 1970–1980-е?
Ольгерта Харитонова
О сексуальности, конечно, не говорилось. Я помню, как в 1975 году моя одноклассница забеременела от сверстника и сделала аборт — не знаю, по настоянию ли матери или она могла решить так сама. Потом ее мать, которая была врачом, провела в нашем классе беседу о вреде таких отношений.
И это нас тогда поразило: если ты не поговорила с дочерью, зачем ты приходишь к нам? Я даже не помню, какими словами это всё объяснялось, что вот нельзя позволять мальчикам слишком многого, а то могут быть нехорошие последствия. Не более того — никакого секс-просвета, ничего не было. Просто не надо ни в какие отношения вступать, вот и вся контрацепция.
Возможно ли было жить как гомосексуальная семья в советское время?
Елена Цертлих
Да, но только под каким-нибудь прикрытием. Поскольку врали тогда все и всем, такие пары существовали под разными предлогами. И сейчас мне приходится отчасти продолжать такую политику: если я со своей возлюбленной оказываюсь в какой-то среде, где нежелательно, чтоб знали о моей сути, мы придумываем легенду.
Ольгерта Харитонова
В одном из первых номеров«Острова» есть интервью с Майей Захаровной Дукаревич. Я провела у нее в Москве чуть больше месяца, когда нам с подругой негде было жить. Она рассказала мне, как жила со своей подругой, у них была семья. На публику они были просто товарищами, но Майя Захаровна принимала участие в воспитании сына подруги.
Конечно, сложностей гораздо больше. Всегда существовал вопрос прописки: если это коммунальная квартира, то «посторонних» там не должно быть, но если квартира своя, то можно жить такой семьей, хотя другим приходилось бы объяснять, например, что женщинам финансово легче выжить вместе, чем поодиночке.
Журнал «Остров». Март, 2001
Знала ли семья о вашей гомосексуальности?
Елена Цертлих
Дети о личной жизни знали. Они очень боялись окружения, боялись, что всем станет известно, что мама не такая, и скрывали это даже от лучших друзей. Было слишком трудное время, бандитское, когда, скажем, мой сын мог прийти с улицы со следом от пульки из пневматического ружья — в него выстрелили с балкона.
На фоне всех этих вещей, на фоне необходимости выжить, все мои увлечения не были столь значимы. Это был наш общий семейный секрет.
Алена Ласкоронская
Муж, как и большинство мужчин, не придавал значения этому, он считал, что женщины… Он вообще был гомофобом, если уж на то пошло. Я прожила с гомофобом долгое время. Он был категорически против отношений между мужчинами, а женщины — ну, побалуются… Вреда от этого никому никакого нет. Так он считал. Он не знал, что у меня есть любовницы, но знал, что у меня были гомосексуальные отношения раньше. Мы перестали говорить на эту тему — я сказала, что не хочу слушать гомофобные высказывания, и он пошел навстречу.
Сыну было пятнадцать, когда у меня появилась первая жена, первые серьезные отношения с женщиной. До этого у каждой из нас были свои семьи с мужчинами. Сын отнесся к этому хорошо — по той простой причине, что женщина ему понравилась, ведь если бы это был мужчина, то он обязательно бы ревновал и вспоминал папу.
Ольгерта Харитонова
Нет, мои не знали. Я уехала в Москву именно для того, чтобы у меня была личная жизнь. И никаких разговоров.
Помню, меня поразила мама: когда мы с моей подругой жили в Королеве в своей квартире, у меня умер брат. Мы с мамой похоронили его в Калининграде, оттуда приехали в Москву, и мама остановилась на несколько дней в этой однокомнатной квартире. Она видела, что кровать одна, сама спала на раскладушке в той же комнате, за книжной стенкой. Человек в теме, конечно, всё сразу бы понял.
Мы прожили так два-три дня, а потом, когда мама уже уходила из квартиры, она повернулась к моей подруге и сказала: «Я рада, что моя дочь здесь счастлива, спасибо». И уехала. Я не знаю, поняла ли она что-нибудь, мы об этом не говорили.
Что заставило вас в 1990-е искать среду, ставшую ядром зарождающегося тогда ЛГБТ-движения?
Елена Боцман
Желание найти себе подобных — не одна же я тут такая девушка нетрадиционная. За рубежом Мартина Навратилова, а здесь — только Лена Боцман. Надо найти себе подобных. И они нашлись — сначала через интернет, потом через ЛГБТ-архив, потом на слете (первый лесбийский слет авторской песни, организованный Еленой Боцман 9 мая 2001 года. — Прим. ред.), а потом уже в личном общении. За год я пришла к решению, что нужно организовывать встречи самой — собирать людей посиделки и знакомить.
Елена Цертлих
Очень хотелось найти таких же, как я, чтобы можно было вести себя, не оглядываясь на окружающих с мыслью «А вдруг чего заметят?».
Ольгерта Харитонова
Мне было важно просто поговорить с кем-то об этой стороне моей жизни. Не то чтобы я мечтала тут же жениться, нет, просто выйти на круг людей, которые вот так могут: устроить вечеринку и побыть там самими собой. Мне хотелось в первую очередь просто выйти из подполья. А будут какие-то отношения или нет — это уже дело десятое, об этом вообще мечтать трудно было.
Что заставило вас заняться активизмом в постсоветское время?
Елена Цертлих
Потребность в социальном признании. Мне было очень сложно держать эту часть своей жизни в подполье. Наверное, еще и потому, что я человек творческий, пишу стихи — не скажу, что регулярно, что это было бы моей профессией, ремеслом, нет. Но я никому не могла показать свои стихи. А необходимость постоянно прятаться, постоянно следить за каждым своим словом, каждым жестом, чтобы себя не выдать, — это довольно утомительный эмоциональный и душевный труд. И тогда, к своим 47 годам, я от этого просто устала, тем более что я тогда находилась в очень счастливых отношениях, и мне очень хотелось, чтобы этот энергетический потенциал выплеснулся, был услышан и нашел отклик. Это время наступило.
Алена Ласкоронская
Дамам нашего возраста буквально некуда пойти отдохнуть и поговорить. Нам хотелось общаться с женщинами нашего возраста и чуть моложе. И мы придумали: на сайте знакомств, где у каждой из нас были анкеты, мы писали женщинам, которые ищут женщин, и приглашали их прийти. Но они боялись — мало ли чем там будут заниматься.
С людьми, которые собрались на первой встрече, я общаюсь до сих пор. Сначала это были просто посиделки — пришли, что-то съели, что-то выпили, поболтали. Как-то одна из знакомых сказала, что Ольга Краузе сейчас в городе и хочет ко мне попасть. Ну, конечно, Ольга Краузе — легенда питерского андеграунда, и вот она первый раз появилась в доме, попела в таком легком формате и сказала: «А тебе вот надо бы заняться этим делом, у тебя получается. Давай-ка я назову тебе своих знакомых, которые с удовольствием к тебе придут».
И вот буквально за три месяца из посиделок, которые мне не очень нравились, образовались квартирники, на которые приходили музыканты, пели, получали небольшие гонорары, при этом большинство приезжало из разных городов, а собранные со зрителей деньги окупали дорогу. И так всё и продлилось пять лет.
Елена Гусятинская
Для меня сбор архивных материалов был самой приемлемой формой участия в этом движении. Дело в том, что у меня еще с советских времен идиосинкразия к любому виду общественной деятельности.
Началом работы Архива можно считать ноябрь 1997 года, хотя я начала собирать материалы раньше, когда меня пригласили принять участие в издании газеты «РИСК», одного из первых периодических гей-изданий.
Елена Боцман
Изучив обстановку, я подумала, что, наверное, надо делать такие встречи, посиделки у кого-то на квартире, начать знакомиться, раз в неделю собираться. Была и своя цель — найти попутчицу своего возраста, компаньонку, единомышленницу.
Меня всё время тянуло в бардовскую среду — походы, костры, палатки, песни, гитара. Я человек старой формации, мне ничего другого не надо. Раз мне было хорошо в юности в этой среде, значит, давай и в старости будем кувыркаться.
Какая у вас была реакция на 1990-е и на появление информации о гомосексуальности?
Ольгерта Харитонова
В 1995 году я защитила диссертацию по философии смерти. Я жила в Челябинске и после аспирантуры начала преподавать там философию — и как-то было мне очень тоскливо и одиноко. В 1990-е годы открыто говорилось о многом, многое пересматривалось.
Однажды в 1996 году в «Огоньке» — тогда «Огонек» был совершенно мозговышибательным СМИ, потому что он первый начал всю эту перестройку, гласность, — вышла маленькая заметка о том, что организация геев и лесбиянок «Треугольник» провела вечеринку в поддержку партии «Яблоко». Еще там была картинка, где была изображена, кажется, Валя Курская, известная московская лесбиянка, вокруг висели яблоки, тусовка. Там даже был написан телефон этой организации, куда можно было позвонить, приобщиться к их деятельности.
Я пошла на почтамт — телефона у нас дома не было — и с междугородней станции позвонила в «Треугольник», в Москву. Сказала, что много говорить не получится, а хотелось бы сказать много, что от этого звонка зависит вся моя дальнейшая жизнь — в социальном, в профессиональном плане я устоявшийся человек, а эта сторона моей жизни находилась под такой каменной плитой, что уже и не жизнь.
Мне ответили, что у них есть адрес девушки, которая хотела бы переписываться. Мне этот адрес продиктовали, и я написала письмо, хотя не знала, будет ли какой-то отклик. Девушка мне ответила и прислала в ходе переписки «Приложения к альманаху „Адэльфе“».
Составители альманаха собирали произведения лесбиянок и собирались опубликовать их под одной обложкой, но это не удалось. По ходу проекта они решили выпустить часть материалов в приложении, это были брошюры формата А4. Я первый раз держала в руках публицистику, печатный орган лесбийской организации — это было, опять же, совершенно мозговышибательно.
Алена Ласкоронская
Я не искала информацию специально и не думала, что когда-то буду менять свою жизнь — я не сомневалась, что буду дальше замужем, с любовницей, и всё будет длиться так, как есть. Как-то я случайно в какой-то газете нашла объявление о знакомстве для лесбиянок — меня порадовало, я подумала: «Надо же, теперь можно будет найти, наверное, и всё будет прекрасно». Но сама я этим воспользовалась один раз, только после смерти мужа.
Мы познакомились с дамой, которая меня совершенно не устроила, и я еще пару лет тихо просидела в одиночестве. Дама была прекрасная, мы с ней потом дружили, но не со всякой женщиной можно иметь отношения.
Елена Цертлих
В начале 1990-х в переходе на «Пушкинской» появились самодельные торговые точки: приходили люди с раскладными столиками, расставляли на них свой товар — в основном это была разного рода пресса.
В один прекрасный день, проходя там, я увидела чудо из чудес — очаровательную (я ее назвала тогда мальчик-паж) женщину, ее звали Алла Сычева. Ее уже нет в живых, она умерла от рака в 2000-е годы. Тогда она была молодая, с черными кудрями, стояла у столика и предлагала литературу всякого сомнительного содержания — было видно, что она лесбиянка. У нее я впервые увидела гей-издания — сперва американские, а потом появились наши листочки на эту тему.
Я, наверное, месяц мимо нее ходила и не решалась подойти, мне казалось, что если я остановлюсь у этого столика, то все сразу увидят, что я лесбиянка. Поэтому первый раз, преодолевая дрожь в коленках, я подошла к этому столику, просто постояла-посмотрела, а на столике лежало объявление: «Учредительное собрание „Импульса“ (гей-журнал 1990-х. — Прим. ред.) состоится там-то и тогда-то». И я решилась спросить: «А где вот это там-то?» Она охотно протянула мне листовочку с указанием, куда и когда прийти, и я, счастливая, побежала домой.
Через неделю я опять с подгибающимися коленками и потными ладонями пришла на это собрание и увидела там чуть ли не двести человек: они сняли целый зал на Лесной улице между «Белорусской» и «Новослободской», такое солидное представительство со всеми атрибутами солидной организации.
Елена Боцман
В самом начале был сайт gay.ru, там был подраздел lesbi.ru. И в декабре 1999 года я списалась на этом сайте с тремя женщинами, которых интересовала песня под гитару. Мы договорились встретиться в «Трех обезьянах» (московский гей-клуб. — Прим. ред.), тогда он размещался на «Павелецкой», на Садовнической улице, 71.
Для меня было символично, что в советские годы мой клуб авторской песни, КСП, находился буквально за стеной этого клуба, на Садовнической улице, 73. И когда я туда попала, я в изумлении думала: «Вот эта перегородка отделяет прежнюю мою жизнь, все мои 48 лет, песни с гитарой, костры, палатки, друзей, и этот ночной клуб сегодня. Так я перетащу сюда эти песни, костры, гитары, палатки, и всех интересных людей, кого найду, я обязательно вовлеку в это дело».
Я приперлась туда с гитарой, мы там пели Визбора, играли бильярд, было накурено, и мы перекрывали пением дискотеку. Замечательная была обстановка. Дальше мне рассказали: «Знаешь, есть еще литературные встречи в Архиве». Меня пообещали познакомить с человеком, который знает адрес и телефон. И уже к 2001 году я нашла заветный телефон и позвонила.
